Первенцы

– Вы бы себя видели! – наслаждался он, утирая слезы, и вдруг обратился к безликим стенам: – Покажите-ка им, ребята, что такое подъемник.

Когда они молча – правда, в сопровождении задорного гогота башенных стражников – спустились в подъемнике на нижний уровень, их встретил тот самый лучник, который в день приезда напугал Красавицу пущенной в землю стрелой.

– Ну вы темные, – удивлялся он, провожая их в конюшни. – Откуда хоть такие взялись?

Итка прорычала что-то невнятное, Гашек решил воздержаться. Когда они подошли к деннику, оказалось, что помимо Красавицы и Вечерницы тардовский конюх оседлал еще одного коня.

– Это для меня, – ответил на немой вопрос возникший из ниоткуда Матей. – Разомну немного свои старые кости.

Втроем они выехали через малые ворота замка. Гашек ждал, что Итка заговорит первой, но она почему-то молчала. Вместо нее высказался лекарь:

– Ты так и не спросишь, от чего она умерла?

Гашека передернуло. Это случилось слишком давно. Он не был уверен, что действительно хочет знать.

– А я тебе скажу, – продолжил старик. – Скорее всего, твою мать отравили. Как профессионал, я обязан был сообщить о своих подозрениях Гельмуту. Я сообщил, и он велел мне взять что хочу и убраться прочь. Вот тебе, юноша, пища для размышлений. А теперь придержи-ка лошадь.

Гашек бессознательно подчинился. Матей на удивление прытко спешился, ловко перехватил поводья Красавицы и велел ему слезть на землю. Снова выполнив команду, будто дрессированный пес, Гашек заметил, как Итка потянулась за ножом.

– Оставь, девочка, – улыбнулся лекарь. – Я-то вам зла не желаю. А вот она…

Он положил большую ладонь на морду Красавицы. Кобыла забила копытом и коротко заржала. Гашек безучастно наблюдал, как что-то неведомое совершалось на его глазах: он смотрел на лошадь, которую вырастил с жеребенка, и совершенно ее не узнавал. Наконец Матей отпустил Красавицу и обратился к Итке:

– Берегись шпионов Нишки Тильбе. С одним из них вы ехали от самого Бронта.

Старый лекарь ласково погладил кобылу по гриве, сел на своего жеребца и, коротко попрощавшись, взял галоп в направлении замка. Гашек пришел в себя, когда Итка позвала его по имени. Красавица ткнула его головой в плечо.

– Едем, – согласился Гашек. – Как можно дальше отсюда.

Глава 6. Паж жезлов

Судя по непривычно жестоким осенним холодам, зима в этом году собиралась прийти пораньше. Итка с нежностью вспомнила хуторянку Гислу: благодаря этой доброй женщине, которая поделилась с ней чистой рубахой из плотного льна и приделала к жилетке шерстяную подкладку, она почти не мерзла по вечерам.

На пути они столовались и ночевали в придорожных корчмах: денег на все это вполне хватало. Изредка перебрасываясь парой фраз, размышляли каждый о своем. Гашек, наверное, думал о матери, а Итка пыталась понять, с чего бы Нишке Тильбе желать ей зла – если, конечно, она истолковала верно слова старого колдуна. Она снова вспомнила прыщавого подростка Отто: «Не случись нападения на Кирту, я бы сейчас, быть может, шила свадебный наряд».

Восточный тракт уходил к горизонту, туда, где белела вершина царственной Гарнаталзбеты. Они приближались к Столице. На дороге бурной рекой самых разных звуков шумело оживленное движение пеших и верховых людей, груженых и пустых телег, дорогих повозок и деревянных клеток с домашним скотом. Итке приходилось прилагать усилия, чтобы инстинктивно не цепляться за взывающие к ней голоса. Она с трудом засыпала по ночам даже на чистых кроватях без клопов, зато ей, к счастью, больше не снились мертвецы.

Солнце клонилось к закату: нужно было выбирать место для ночлега. Гашек погладил по рыжей гриве расшумевшуюся Красавицу:

– Я голодный, как пес. Кажется, она тоже.

Итке почему-то захотелось пошутить.

– Ага. Она говорит, что моя нога выглядит вкусной.

Гашек вместо улыбки сделал большие глаза и зашелся каким-то вымученным кашлем. «Ну и ладно, – решила Итка. – Ну и пожалуйста». По левую сторону от дороги показалась небольшая корчма – туда-то они и направились. Для грамотных посетителей над входом висела резная вывеска: «У Эноли», и приводились расценки за пищу и кров по количеству страждущих путников.

Оставив лошадей у коновязи, они зашли в корчму: внутри она показалась немного больше, чем снаружи. В нос ударил запах говяжьего бульона, и у Итки заурчало в животе. Хозяйку корчмы узнать было нетрудно: грузная женщина средних лет, правой рукой отвесившая затрещину мальчишке со шваброй, а левой принявшая плату от посетителя, была, вероятно, той самой Энолей с вывески.

– Супчику? – спросила она, завидев новых гостей. Оглядев их с головы до пят, сама ответила на свой вопрос: – Ясно. Супчику.

– Вот это я понимаю, гостеприимство! – усмехнулся только что рассчитавшийся посетитель. – До скорого, Эноля. Смотри, чтоб эти двое прям тут не лопнули.