Первенцы

– Случайно, – спокойно ответил он. – И совершенно бесславно, как и все, что на словах звучит как некий подвиг. По разным причинам – которые, надо заметить, так или иначе были связаны с братцем Гельмутом – мы с Марко оказались в одно время в одном месте. Это было крайне неприятное и опасное место, куда попали двенадцать человек, а выбрались трое. Правда, о том, что кроме нас выжил кто-то еще, я не подозревал очень много лет – до тех пор, пока судьба снова не свела меня с твоим отцом. После этой-то встречи мы с ханзой и навестили Кирту.

– Подожди, я запуталась, – призналась Итка. – При чем тут Гельмут? Что он такого сделал?

– Развязал войну с Хаггедой, – помрачнев, произнес Бруно, – ради собственной выгоды и, что хуже всего, ненамеренно. Ценой многих жизней заполучил силу, которой не заслуживал. А когда понял, что не может ее обуздать – скрыл от всего мира, посчитав себя вправе принять такое решение. Двадцать лет назад мне хватило глупости стать частью его плана. Теперь планы строю я.

У костра над чем-то звонко захихикал Куница. Тень исчезла с лица вожака. Он снова казался доброжелательным и даже добрым, если не держать в голове все то, что он творил вместе с товарищами. Итка подумала, что с ним, наверное, давным-давно случилось нечто очень плохое – плохое настолько, чтобы расколоть человека надвое.

– Что это за сила? – наконец задала она вопрос, который волновал ее больше всего, несмотря на то, что возник только теперь. В глазах Бруно заиграло пламя.

– Каким был самый крупный зверь, которого ты встречала?

Она ненадолго задумалась.

– Я видела… я знала колдуна, который был как медведь.

– Ты убила его? – догадался по ее тону Бруно.

– Мне пришлось.

Он, казалось, остался доволен ответом.

– Я подозревал, что ты не простая девочка, но тебе удается меня удивлять. Подумай-ка вот о чем: в лесу, даже не самом большом, тысячи тысяч зверей. Прямо там, – указал он в сторону хвойной чащи, – сейчас бродит, скажем, десять таких медведей. Представь, что у тебя есть заклятый враг, которому ты желаешь смерти. И есть сила, способная призвать на твою сторону все живое в этом лесу.

– Как это? – не поняла Итка. – Сразу десять медведей?

– Для начала, – улыбнулся Бруно. – С какой бы надежной охраной ни ходил твой враг, ему не спастись от гнева самой Земли. Этот гнев осязаем. Он разрывает мясо длинными когтями и впивается в кожу острыми клыками. Это ярость, чья мощь породила мир, в котором мы живем – ярость Матери, обозленной на своего Первенца. Она была столь велика, что напитала собою почву, ушла в нее глубоко своими корнями. Эти Корни и есть та самая сила. В Хаггеде научились придавать ей форму. Гельмут Ройда со своими амбициями позарился на кое-что, что было ему не по зубам. Тем поучительнее, что в конце концов его забил насмерть такой же пропащий картежник, как и он сам.

Итка от волнения даже не сразу сообразила, что он говорил про Войцеха.

– Он был моим дядей! – вскочив на ноги, воскликнула она. – Он…

– Что? Беспробудно пил, сколько ты себя помнишь? Разбазарил твое имущество? С большой вероятностью убил твою мать? – Бруно тоже поднялся и пнул какой-то камень носком сапога. Тот сразу ушел под воду. – Знаешь ли, Итка, бывает такая родня, от которой лучше бы держаться подальше. Тебе повезло, что мы избавили тебя от поганой пиявки на шее – да простят мне пиявки такое сравнение!

Ей захотелось ударить Бруно по лицу.

– Моя мама умерла родами! – закричала она. У костра загудели голоса ханзы. – Войцех любил ее, он бы никогда…

– Наивная ты дуреха! – разгорячился Бруно. – Он не любил ни ее, ни тебя. Вообще никого, кроме себя самого. Откуда я знаю? Да просто Марко, когда Куница с ним поработал, чуть не в стихах поведал историю о снизошедшем на него откровении. Твой дядя нажрался, как Энолин хряк, и проболтался при нем об убийстве Гельмута, а в закономерно завязавшейся драке досталось глубоко беременной госпоже. У тебя были все шансы лечь в курган вместе с ней.

Итке показалось, будто она захлебнулась – так резко перехватило дыхание. Потом стало ясно, что это от слез. К ним осторожно приблизились Куница и Танаис, остальные наблюдали издали; Гашек даже забыл прикрыть рот. Бруно не останавливался:

– Тебе, верно, любопытно, почему в таком случае из твоей жизни исчез отец, а не дядя. А я расскажу! На пороге смерти молодой мамаше захотелось поиграть в миротворицу: «Попрошу-ка я своего мужа, злого опытного вояку, не казнить моего непутевого братца, чтобы он мог дальше трахать служанок и опустошать винные погреба!» На месте Марко любой из нас прикинулся бы, что не слышал последних слов умирающей, и зарезал этого дурака без лишних церемоний. Но нет же! Ройда-младший, прямой как жердь, просто спрятался на краю света, бросив свое владение и новорожденную дочь. Потрясающее семейство! Цвет берстонской аристократии! Власть имущие, которых мы заслужили!