Первенцы русской свободы

Так же, как и в „Бове“, Пушкин горит одним желанием — творить по Вольтеру, взяв в образец его поэму об „Орлеанской девственнице“. До такой степени горит желанием, что сейчас же начинает подражать „Девственнице“. Вслед за только что приведёнными стихами идёт обращение к Баркову, но обращение это отнюдь не надо принимать по существу. Барков замещает только Шаплена в „Девственнице“, бездарного и грубого автора скучнейшей, правовернейшей поэмы об „Орлеанской деве“[704]. Вольтер обращается к Шаплену:

О Chapelain, toi dont le violon,
De discordante et gothique mémoire,
Sous un archet maudit par Apollon[705]
D’un ton si dur a racklé son histoire;
Vieux Chapelain, pour l’honneur de ton art,
Tu voudra bien me prêter ton genie:
Je n’en veux point; c’est pour Lamotte-Haudart
Quand l’Iliade est par lui travestie.

Приведём сделанный Пушкиным в 1825 г. перевод этих стихов „Девственницы“, не совсем близкий к подлиннику:

О ты, певец сей чудотворной девы,
Седой певец, чьи хриплые напевы,
Нестройный ум и бестолковый вкус
В былые дни бесили нежных муз,
Хотел бы ты, о стихотворец хилый,
Почтить меня скрыпицею своей,
Да не хочу. Отдай её, мой милый,
Кому-нибудь из модных рифмачей.

(I, 450)[706]

Издеваясь над Шапленом, Вольтер вводит в свою поэму шуточное злое обращение к своему конкуренту. Выдерживая тон подражания, Пушкин, после восторженно почтительного обращения к Вольтеру, противопоставляет Вольтеру Баркова. Сопоставим два обращения: Вольтера к Шаплену и Пушкина к Баркову в „Монахе“:

А ты, поэт, проклятый Аполлоном,
Испачкавший простенки кабаков,
Под Геликон упавший в грязь с Вильоном[707]

,Не можешь ли ты мне помочь, Барков?
С усмешкою даёшь ты мне скрыпицу,
Сулишь вино и музу пол-девицу:
Последуй лишь примеру моему.

(I, 7)

Но как Вольтер от предложения Шаплена, так и Пушкин решительно отказывается от Баркова:

Нет, нет, Барков! Скрыпицы не возьму,
Я стану петь, что в голову придётся,
Пусть как-нибудь стих за стихом польётся.

(1, 7)

Барков не был для Пушкина тем, чем Шаплен был для Вольтера, и выдвижение Баркова не имеет ценности в сравнительно-литературном аспекте. Но отказ от Баркова в „Монахе“ не единичен, не нов. В „Городке“, написанном в 1814 году, Пушкин категорически отвергает возможность подражания Баркову: перебирая авторов, запретные произведения которых наполнили потаённую сафьяновую тетрадь, Пушкин останавливается на Баркове (в этих стихах Свистов обозначает Баркова):

Но назову ль детину,
Что доброю порой
Тетради половину
Наполнил лишь собой!
О ты, высот Парнаса
Боярин небольшой,
Но пылкого Пегаса
Наездник удалой!
Намаранные оды,
Убранство чердаков,
Гласят из рода в роды:
Велик, велик — Свистов!
Твой дар ценить умею,
Хоть, право, не знаток;
Но здесь тебе не смею
Хвалы сплетать венок:
Свистовским должно слогом
Свистова воспевать;
Но убирайся с богом!
Как ты, <в том клясться рад>
Не стану я писать.

(I, 54)[708]