Первое дело Еремея

Дверь в его комнатку открыта настежь, и отблески огнь-цветка падали на стену коридорчика не разгоняя, а ещё более сгущая тьму.

Тут за притолокой чёртов палец лежит, в особой жестяной коробочке. И свечка. Еремей нашарил коробочку. Угадал сразу.

Раскрыл коробочку одною рукой — меч почтенного Рэндольфа положил на пол по стеночке, а свой продолжал держать наготове.

Чёртовым пальцем чиркнул о голенище сапога. Сапоги-то хорошие, крепкие, кожи матёрого грокона.

Палец загорелся ярким ровным огнем. Он зажег и свечку, загасил палец, взял свечку. Сколько движений, а всё потому, что в другой руке меч.

Свеча простая, из сала того грокона, из которого пошиты сапоги. Или его братца.

Конечно, он теперь на виду, но зато и сам видит хорошо. Если противник настроился на тёмное зрение, то несколько мгновений будет приноравливаться, а ему, Еремею, только несколько мгновений и нужно.

Дверь в гостевой покой тоже настежь. Похоже, хуже и некуда.

Он прошёл внутрь. Пусто, пусто, как и ожидал.

Свечу он пристроил на столик, в специальный глиняный светец. Рядом в нём стоял и другая свеча, та, которую разожгло семейство Хармсдоннера, устраиваясь на ночлег. Сгорела она едва на полпальца — следовательно, спали, зря салом не чадили.

В комнате беспорядок, но беспорядок пустоты. Два табурета отброшены на пол, да на широком гостевом ложе лежит смятая, скомканная шкура парза.

Крови нет, и не пахнет.

Итак, что-то или кто-то проникло в дом? Но почему нет следов взлома? Почему открыли дверь? Почему меч почтенного Рэндольфа оказался в саду?

Он услышал шорох — едва слышный, но сейчас прозвучавший громче грома.

Звук раздавался из-под гостевого ложа.

Он замер, раздумывая. Первое, что хотелось — склониться и заглянуть. Наихудшая позиция для обороны — голова беззащитна, спина тоже, равновесия никакого и маневра нет.

Пошарить мечом? А вдруг кто уцелел, спрятался?

И он выбрал решение компромиссное:

— Эй, кто там, вылезай!

Шорох смолк. После нескольких мгновений тишины дрожащий голос спросил:

— Отец Еремей, это… Это вы?

— Это я, — с облегчением ответил Еремей. Теперь всё прояснится. Или хоть что-нибудь.

Из-под ложа вылезла Лора Хармсдоннер — испуганная, в слезах — но живая. И, кажется, невредимая.

Она медленно поднялась, но даже это усилие оказалось непомерным — ноги её подкосились, и Лора упала на ложе.

Еремей поспешил к ней на помощь, но девушка быстро пришла в себя.

— Где… Где они? — спросила она.

— Я не знаю. Здесь нет никого, кроме нас.

— А… А матушка? Тетушка Сара? Почтенный Рэндольф?

— Я их не видел. Что произошло?

— Я спала… Уснула после вашего ухода и спала… Сквозь сон слышала, как кто-то стучал во входную дверь… Почтенный Рэндольф открыл её — и крикнул — коротко, я даже подумала, что мне почудилось. И тут матушка затолкала меня под ложе… — она заплакала тихо, почти беззвучно.

Еремей ждал, не перебивая. Всё проходит, пройдут и слезы. Наконец, Лора остановилась.

— Простите, отец Еремей. Я спряталась. Думала, и матушка, и тетушка Сара последуют за мной. Но они с оружием вышли наружу, в коридор, и… и…

— В коридоре нет никаких следов крови, — попытался успокоить её Еремей. — И во дворе.

— Я не знаю… я зажала уши, чтобы не слышать, но… Они кричали — и матушка, и тетушка Сара…

Еремей обнял Лору. Девушку била крупная дрожь, и дрожь стала передаваться ему.

Спокойно. Не дрожать нужно — думать. Думать и действовать.

— Ты не расслышала, кто это был? Кто стучал, с кем говорил почтенный Рэндольф?

— Я… Я не уверена…

— Вспомни, это очень важно!

— Мне показалось… Наверное, я ошиблась, но…

— Говори же, — он отстранился от Лоры, посмотрел ей в лицо.

— Мне показалось, что это был капитан Брасье.

Брасье!

Странно, но Еремей не почувствовал изумления.

Кому же ещё мог без колебаний открыть дверь почтенный Рэндольф?

Но почему, почему Брасье пришёл сюда?

Ответ ему подсказывал рудокоп Ларс Стаханов. Подсказывал, да он, Еремей, не понял. Оборотень! Брасье — оборотень!

Кто, как не начальник стражи, мог справиться с Шалси и О’Коннором, с другими стражами границы? Справиться легко, поскольку никто не ждал от командира нападения.

Не ждал нападения и отец Колыван, и бедняга Рон. Брасье удушил обоих без труда. Он силён и проворен, капитан Брасье, оборотнем же он сильнее втрое.

Брасье опасался его, Еремея, потому и приставил стражников. Обвинить Еремея, устранить его, а затем и Хармсдоннера — и тогда скит Но-Ом целиком окажется во власти оборотня. Мало ли за тысячелетнюю историю союза Монастырей исчезло поселений пионеров? К тому же статис-поле мешало выследить оборотня, ментальное зондирование в скиту невозможно, а за его пределами и сам Брасье, и он, Еремей, носили медальоны, блокирующие ментоскопию.