Первые грёзы

Время мчится с невероятной, ужасающей быстротой; в недалёком будущем начнутся экзамены; повторяется курс, размечаются программы по билетам. В этом году, как, впрочем, всегда в выпускном классе, экзамены ранние. Это пугает и огорчает меня, то есть, конечно, не самые испытания, не боязнь их, а сознание, что они так страшно близки и что они последние. Как буду потом существовать я без моей дорогой гимназии, к которой я приросла душой, без всей её милой обстановки, без тех, кто так дорог и близок, кто составляет суть и интерес моей жизни? Я прямо-таки представить себе этого даже не могу. Что буду делать я? То есть фактическое дело, конечно, найдётся: стану учиться дальше, поступлю на педагогические курсы. Это вопросы решённые, я много и долго размышляла над ними. Впервые заставила меня крепко призадуматься в этом направлении она, моя умная, чудная Вера. Какое счастье, что мы встретились, сошлись с ней! Сколько мыслей, сколько работы голове и сердцу задала она мне. Глубокую правду высказала она: слишком ровно и безмятежно текла моя жизнь, слишком счастлива была я, а потому и слишком поверхностна, недостаточно вдумчива. Я любила, жалела людей, всей душой готова была помочь при виде их скорби, но много ли, не вглядываясь, не ища, можно заметить? Разве люди так легко и свободно делятся своим горем, особенно не внешним, – каковы бедность, неудачи, болезни, – а затаёнными, душевными горестями? Разве раскрывают они перед каждым своё сердце? А между тем, действительно, – и тут глубоко права Вера: «без слёз нам горе непонятно, без смеха радость не видна». Разве задумывалась я, внимательно вглядывалась хотя бы в своих подруг по классу?.. Разве задавалась вопросом, какова их жизнь там, дома? Одни беднее, другие богаче, одни лучше одеты, другие хуже. Жаль бедных, что они не могут иметь того или сего, – и только.

Впрочем, у нас даже и нет почти таких. Да, у нас, в нашей гимназии, но ведь это не весь мир. А в других?.. Да везде, всюду, в каждом доме, в любой квартире! Какой, быть может, дорогой ценой покупают многие, как и Вера, возможность учиться? Ценою скольких жертв, скольких лишений. А мало есть таких, которым и вовсе недоступна их мечта, которые тщетно и горько плачут от сознания недостижимости своего заветного желания, такого хорошего, такого благородного желания. Какие это должны быть серьёзные, сильные, любознательные, глубокие натуры! Как много, в свою очередь, могли бы они принести пользы окружающим! Конечно, Ломоносов, Никитин, Кольцов, Кулигин, – все эти выдающиеся личности, я знала про них, читала, но читать и видеть не то же самое. Только когда я заглянула в самую жизнь Веры, только тогда призадумалась я душой. Кто знает, сколько ещё таких жизней разбросано кругом нас, беспомощно забито в холодных тёмных углах. Что сделать? Чем помочь? Как дать возможность этим бедным детям дотянуться до того яркого огонька – ученья, который так маняще мерцает им вдали? Что могу сделать, например, я, лично я? Только один исход, одну возможность вижу я; окончить педагогические курсы и тогда своим уменьем, своими знаниями пойти навстречу всем этим благородным маленьким существам. Ведь найдутся же добрые люди, которые тоже откликнутся на мой призыв, подадут мне руку, тогда мы сообща устроим бесплатную гимназию, будем давать и частные уроки, делиться своим научным запасом со всеми ищущими и нуждающимися в нём. Господи, какое это было бы счастье поставить на дорогу, на широкую, светлую дорогу всех этих несчастных, стоящих на распутье! Вообще, заниматься с детьми, с этими милыми малышами, – это такое громадное удовольствие. Да, дело, конечно, будет, много его найдётся, если же я говорю: «Что будет со мной на следующий год?» – то задаю этот вопрос в чисто эгоистическом смысле: больно и жутко при мысли оторваться от тех, к кому привязался всей душой, всем существом. Ну как не видеть больше Дмитрия Николаевича? Теперь только и живёшь мыслью: «Да, ведь сегодня его урок!..» – затем готовишься к нему, потом опять урок, а тогда?.. Всё чаще и чаще с грустью возвращалась я к этой мысли за последнее время, и вдруг, на днях, блеснула радостная надежда, что-то замерцало вдали. Я сейчас упомянула о Вере. Вот что ещё глубоко огорчает меня: выздоровление её не движется вперёд, наоборот, последнее время силы опять ослабели, вес убавился. Но какое счастье, что сама она бодро смотрит вперёд и по-прежнему верит в крымского чародея-целителя. Дал бы Бог!

Однажды Дмитрий Николаевич не пришёл на урок во второй класс, и по гимназии разнеслась молва, будто он в этот день защищает при университете диссертацию. За проверкой пущенного слуха мы обратились сперва к Клеопатре Михайловне, затем к самому Андрею Карловичу, который подтвердил его. В классе поднялась суматоха.

– Ура! Светлов профессор! Ура! Светлов Brodfresser! – в исступлённом восторге поёт Тишалова, сопровождая сей очаровательный мотив грациозной пляской, очевидно позаимствованной ею каким-нибудь счастливым случаем от жителей горячей Индии.

– Господа, надо поздравить Светлова!