Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Достоевский, с другой стороны, был встревожен наивным представлением детерминизма в литературе – и не только в романе «Что делать?» Чернышевского, который он пародирует в «Записках из подполья». Он, безусловно, поддержал попытку своего персонажа дискредитировать детерминизм. Как пишет Скэнлэн, «Достоевский неоднократно высказывал свое несогласие с (любым. – Л. Б.) детерминистским объяснением действий людей» [Scanlan 2002: 73]. Но, не соглашаясь безоговорочно с детерминизмом, он вместе с тем не пытался его опровергнуть, как созданный им Человек из подполья. Поэтому он не оспаривал его, основываясь лишь на иррациональных аргументах. Ведь в его распоряжении была власть художественного слова и, в частности, «Записки из подполья»[65].

Эпистемологическая проблема «детерминизм или свободная воля» вряд ли в обозримом будущем будет разрешена. В «Записках из подполья» Достоевский просто принимает участие в жарких и длительных дебатах вокруг этой темы. Для выдвижения облеченного в художественную форму тезиса он использует два метода. Во-первых, он переводит проблему из философской в нарратологическую плоскость. Здесь, как считает Скэнлэн, Достоевский лучше всего проявляет свой талант мыслителя [Scanlan 2002: 1–4][66]. Во-вторых, Достоевский переходит с абстрактного уровня дискурса на прагматический. Скэнлэн пишет:

Нет сомнения в том, что Достоевский разделял отрицательное отношение Человека из подполья к психологическому эгоизму (описательной стороне разумного эгоизма). Психологический эгоизм в том виде, в котором его сформулировали Чернышевский и Писарев, основывался на отрицании свободной воли, в то время как Достоевский неоднократно высказывал свое несогласие с (таким. – Л. Б.) детерминистским взглядом на действия человека. Герои произведений Достоевского либо откровенно не понимают собственных интересов и мотивов, либо безнадежно амбивалентны, либо придирчивы, либо склонны совершать злоумышленные и преступные деяния, от которых они не ожидают для себя никакой выгоды, – все это ситуации, которые невозможно удовлетворительно объяснить психологическим эгоизмом [Scanlan 2002: 73].

Достоевский дает прагматический ответ на идеалистический подход, лежащий в основе утилитарного проекта радикалов, причем он основывается скорее на принципе психологической неопределенности, чем разума (неопределенность состоит в том, что человек не всегда может сознавать, в чем именно состоят его интересы)[67].

На самом деле ситуация гораздо сложнее. В нарративе Человека из подполья достаточно свидетельств в пользу того, что Достоевский не желал полностью отказаться от детерминистской модели. Несмотря на свои высказывания, Человек из подполья время от времени подчиняется детерминистской модели человеческого действия (и сталкивается с его последствиями), по крайней мере до тех пор, пока он не сможет отвергнуть такую модель в рамках своего поведения – иррациональным или пагубным действием либо бездействием. К тому же, как подчеркивает Морсон, вынесенное в подстрочное примечание введение само по себе заключает Человека из подполья в детерминистскую модель: