Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Далее Достоевский в диккенсовском духе описывает этого ребенка, причины, по которым он просит подаяния (чтобы достать вина пьянствующей «шайке халатников»), приемы, которые использует мальчик для того, чтобы выпросить у прохожих несколько копеек, и его образ жизни, преисполненной преступлений и невзгод. Достоевский заканчивает свои наблюдения, имея ясное представление о том, куда эта зарисовка его ведет: «Это дикое существо не понимает иногда ничего, ни где он живет, ни какой он нации, есть ли бог, есть ли государь; даже такие передают об них вещи, что невероятно слышать, и, однако же, всё факты» [Достоевский 1981: 14]. И Достоевский рассказывает такую историю, перейдя к ней в два шага и сбросив при этом с себя свою авторскую персону. Сначала он сохраняет позицию автора:

Но я романист, и, кажется, одну «историю» сам сочинил. Почему я пишу: «кажется», ведь я сам знаю наверно, что сочинил, мне всё мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз [Достоевский 1981: 14].

Затем он меняет собственно авторский голос, занимая позицию, промежуточную между авторской персоной и всеведущим повествователем:

Мерещится мне, был в подвале мальчик, еще очень маленький, лет шести или даже менее. Этот мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале. Одет он был в какой-то халатик и дрожал… ему очень хотелось кушать [Достоевский 1981: 14].

Делая третий ход, всеведущий повествователь перехватывает нить повествования и начинает:

Он несколько раз с утра подходил к нарам, где на тонкой, как блин, подстилке и на каком-то узле под головой вместо подушки лежала больная мать его. Как она здесь очутилась? [Достоевский 1981: 14].

Повествователь демонстрирует нам своих персонажей, их печальное положение и душераздирающую сцену смерти мальчика за поленницей, куда он забился, посмотрев через окно на роскошь и великолепие святок в высших слоях петербургского общества.

Краткое вступление к «Мальчику у Христа на елке» представляет собой первую часть рамки, которую всеведущий повествователь замыкает в конце рассказа. Он возвращается в положение, промежуточное между своей авторской персоной и голосом повествователя. В этом облике он произносит проповедь о месте, уготованном мальчику Христом на небесном рождественском празднике. У «Господа Бога в небе» мальчик встречает свою мать, которая «умерла еще прежде его» [Достоевский 1981: 17]. И теперь авторская персона Достоевского возвращается для того, чтобы завершить симметрию нарратива:

И зачем же я сочинил такую историю, так не идущую в обыкновенный разумный дневник, да еще писателя? А еще обещал рассказы преимущественно о событиях действительных! Но вот в том-то и дело, мне всё кажется и мерещится, что всё это могло случиться действительно, – то есть то, что происходило в подвале и за дровами, а там об елке у Христа – уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться или нет? На то я и романист, чтоб выдумывать [Достоевский 1981: 17].