Читаем Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского полностью

Для накладывающихся друг на друга форм, которые связывают код и расшифровку дискурсов, вопросы истолкования и взаимного проникновения играют главные роли. Достоевский указывает на ценность этих герменевтических принципов дважды в третьем абзаце, оба раза повторяя глагол «уяснить». Чтобы привлечь наше внимание к важности этого глагола, Достоевский при каждом использовании печатает его курсивом. Это все равно, что махать со страницы флагом. Единственная лексическая единица кроме этого, которая удостоена такого же внимания, – это существительное «правда». Тематические, психологические и интеллектуальные связи между процессом познания и существительным, обозначающим его цель («правда»), должны быть достаточно очевидными. Однокоренное с этим глаголом слово (с другой приставкой) используется и в третий раз, связывая комментарий Достоевского с комментарием, содержащимся в повествовании от лица закладчика. Мы уже процитировали эту фразу: «Но фантастическое тут есть действительно, и именно в самой форме рассказа, что и нахожу нужным пояснить предварительно» [Достоевский 1982: 5].

Семантическое различие между «пояснить» и «уяснить» достаточно хорошо прослеживается в рамках оппозиции «автор – рассказчик». Первый глагол является синонимом «объяснить» (который имеет тот же корень и другую приставку). Второй, с приставкой «у-», обозначает усилие личности осмыслить нечто для себя и других. Слово «уяснить» звучит от лица закладчика, постольку поскольку оно указывает на его попытки понять себя и то, что произошло с ним и его женой, а также объясниться перед воображаемыми собеседниками.

Между тем глагол «пояснить» звучит от лица авторской персоны Достоевского. Несмотря на различие между значениями этих однокоренных глаголов, Достоевский указывает на сходство между своей целью и целью своего рассказчика и их воображаемыми собеседниками (имплицитными читателями Достоевского и воображаемыми «господами» рассказчика). Рассказчик представляет своих имплицитных собеседников как судей. Он пытается «уяснить» для себя, что же произошло с ним и Кроткой, и таким образом оправдаться перед своей совестью, проецируемой на читателей. Достоевский также предстает перед аудиторией – своими читателями, которые имеют возможность оценивать его текст как эстетический объект. Будучи читателями общих текстов двух шифровальщиков, мы, как ожидается, должны оценить их обоих на двух разных риторических уровнях. Автор, рассказчик и читатель встречаются в рамках коммуникационной парадигмы, каждый из них имеет отдельные роли, заданные в пределах текста и его предтекста «От автора».

Как я уже говорил, повторение во введении имеет функцию подсказки, указывающей читателю, как воспринимать последующий текст. Мы также видели, что во введении есть элементы, которые повторяются и в основном повествовании, а именно фраза «собрать в точку». Но есть еще один вид повторения – морфологический, – который имеет значение для интерпретаций, которые писатель, рассказчик и читатель вкладывают в текст или извлекают из него. Эта морфологическая форма выражена в оппозиции теме «собирания». Как говорилось выше, центростремительная идея «собрать мысли в точку» имеет первостепенное значение для кодирования и декодирования повествования. Но не менее важно и обратное – центробежное движение. Глагол, который наиболее драматическим образом воплощает эту оппозицию, – «выброситься». Нет нужды говорить о том, что этот глагол играет в повествовании ключевую роль. Он описывает событие, породившее монолог рассказчика. Принимая во внимание причинно-следственные связи (и помня о желании рассказчика понять причины трагедии), мы можем сказать, что самоубийство жены заставляет его начать размышлять о своем поведении, своей личности и своем прошлом. Мы, разумеется, замечаем, что в этом случае движение направлено не к центру, а от него. В пространственном отношении «выброситься» – это та загадка, которую рассказчик пытается разрешить. Точно так же, как в тексте имеется временная оппозиция «до/после», имеется и соответствующий ей пространственный конфликт «внутрь» и «наружу».

Напряжение, созданное оппозицией «внутрь/наружу», представлено как в физическом, так и в метафорическом плане. Закладчик полагает, что, когда он приведет Кроткую к себе в дом, она уже из него не выйдет: «Дело в том, что выходить из квартиры она не имела права» [Достоевский 1982: 17]. Ее драматический выход через окно, преисполненный символизма порог, который на мгновенье помещает Кроткую в пространство между небом и землей, полностью прекращает конфликт, инициатором которого был закладчик, что, в свою очередь, запускает временную оппозицию «до/после».

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука