Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Последний вопрос (т. е. «Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни?». – Л. Б.) самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: «Может быть, увидите сами из романа». Ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича?

Говорю так, потому что с прискорбием это предвижу. Для меня он примечателен, решительно сомневаюсь, успею ли это доказать читателю. Дело в том, что это, пожалуй, и деятель, но деятель неопределенный, невыяснившийся. Впрочем, странно бы требовать в такое время, как наше, от людей ясности. Одно, пожалуй, довольно несомненно: это человек странный, даже чудак. Но странность и чудачество скорее вредят, чем дают право на внимание, особенно когда все стремятся к тому, чтоб объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолочи. Чудак же в большинстве случаев частность и обособление. Не так ли? [Достоевский 1976: 5].

Это сложный дискурс, вряд ли соответствующий первому декларативному предложению «от автора», которое открывает предисловие. Одно дело – смущение, другое – затуманенная логика. Еще более бросаются в глаза сдвиги во времени, внезапная замена личных местоимений на притяжательные в отношении одних и тех же воображаемых читателей/персонажей, безличные глагольные формы второго и третьего лица и кажущееся немотивированным смешение прямой и косвенной речи. Если принять во внимание эти подсказки, то при чтении этого абзаца на границе нашей слышимости прозвучат едва внятные вопросы и ответы, которые влекут за собой каждый последующий ответ невпопад. Эти метки, расположенные настолько плотно, представляют собой ряд авторских сигналов, которые указывают на наличие двухголосой речи.

Как пишет Паскаль в своем исследовании по двойному дискурсу, «…свободная косвенная речь никогда не является воплощением мысли и восприятия персонажа в чистом виде; в своем словаре, интонации, синтаксической композиции и других стилистических особенностях, в своем контексте или каком-либо сочетании указанных факторов она всегда несет на себе отпечаток личности повествователя» [Pascal 1977:43]. Но это голос, вместе с которым мы слышим другой, фоновый голос из-за кулис, – тот голос, что произносит приговор, открывает перспективу или произносит моральное увещевание. Эти два голоса сливаются, взаимодействуют, играют совместно и друг против друга, в одном месте один из них вытесняет другой, в другом они говорят поочередно, в третьем снова сливаются. Паскаль замечает, что свободная косвенная речь встречается в прозе Достоевского в переломные моменты в жизни его персонажей.

Достоевский <…> в полной мере использует более старые методы воспроизведения внутренних движений души – повествование от лица рассказчика, прямую речь и монолог в кавычках, – а также свободную косвенную речь.

Последняя обычно возникает в моменты сильного внутреннего напряжения, борьбы и обеспокоенности – в «Преступлении и наказании», например, это момент, когда Раскольников подходит к дому старухи-процентщицы перед самым убийством, или когда в части шестой он идет к Свидригайлову [Pascal 1977: 124].