Первый день весны

Я посмотрела сквозь ограду. Бетон был залит тем же самым губчатым покрытием, что и под «паутинкой» для лазания возле школы Молли, а новенькие игровые снаряды были такими яркими и прочными, что их трудно было сравнить с голыми металлическими брусьями, на которых мы с Линдой, Донной и Уильямом висели вверх ногами.

— Так иди, — сказала я.

— Что? — не поняла Молли.

— Можешь немного здесь поиграть.

— Правда?

— Правда. Только недолго.

Она открыла ворота, подбежала к карусели и начала раскручивать ее, отталкиваясь ногой. Когда карусель набрала скорость, Молли запрыгнула на нее и соскочила обратно, не дожидаясь, пока та остановится. В горле у меня теснились слова: «Береги запястье, сгибай колени, не так быстро!» — но я загнала их внутрь. Когда я стала раскачивать Молли на качелях, она закричала:

— Выше! Выше! — И я толкнула ее ладонями в спину, заставляя взмыть к самому небу. Не важно, вылетит ли она с сиденья и рухнет ли на землю с высоты. Просто одна катастрофа заменит другую.

Когда ей надоело качаться, я сидела на скамейке, поставив сумку на колени и достав жестяную коробку, которую нашла за маминым телевизором. При солнечном свете открытки выглядели еще более уродливыми. Я открыла ту, что лежала сверху.

Дорогая мамочка!

Желаю тебе замечательного дня рождения. Надеюсь, ты будешь счастлива так сильно, как заслуживаешь.

Мамочка, я здесь ужасно скучаю по тебе. Я все время думаю о тебе, все время хочу, чтобы ты пришла и забрала меня домой. Я знаю, это я виновата в том, что мы не вместе. Я хотела бы исправить это — ради тебя. Прости меня за все, что я сделала.

Со всей моей любовью к тебе, мамочка —

Крисси

Я медленно, одну за другой, развернула остальные открытки; прочитав каждую, откладывала на скамью рядом с собой.

Люблю тебя всем сердцем, мамочка.

Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такую плохую дочь. Я каждый день плачу из-за того, что сделала тебе так больно.

Ты лучшая мамочка, какую только можно пожелать.

Все написаны черными чернилами, буквы сжимаются и увеличиваются, смещаются по строке вверх и вниз. И все написаны не мною. Мамин почерк. Мамины слова.

В самом низу коробки лежала сложенная фотография — я и мама. Мы стояли на крыльце перед нашим домом, на ней был домашний халат, а на мне — платье в зеленую клеточку. Линдино платье. Ее мамочка выстирала и отгладила это платье и отдала его мне вместе с чистой жилеткой, чистыми трусами и чистыми носочками.

— Зачем вы мне это даете? — спросила я, когда она протянула мне пакет с вещами. Я стояла у дверей Линдиного дома, пытаясь сделать так, чтобы мне не нужно было уходить.

— Завтра — первый школьный день, — сказала она. — Все должны быть чистыми и красивыми. Я точно так же собрала в школу Линду.

— Зачем? — спросила я.

— В первый школьный день все должны быть одеты в чистое.

— Но вы же не любите меня, — напомнила я.

Линдина мамочка странно посмотрела на меня. Я не могла понять, то ли она сейчас закричит на меня, то ли вздохнет, то ли прогонит и вернется на кухню, чтобы испечь еще сконов. И как раз когда я собиралась отказаться от попыток понять это, она опустилась на колени и прижала меня к своей пухлой груди. Я не могла обхватить ее руками, потому что они были прижаты к бокам, и не была уверена, что должна обнять ее, даже если б могла, — ведь она чаще всего злилась и ворчала на меня, и обычно я ее не любила. Но я уронила голову ей на плечо, и это было приятно. Она пахла горячим молоком и воскресными вечерами.

— Ох, Крисси, — услышала я, — и что ж нам с тобой делать?

Когда на следующее утро я надела чистые вещи, они ощущались странно: жесткие и в то же время мягкие. Я вышла на улицу и стала ждать, пока Линда с ее мамочкой пройдут мимо. Они поднимались по склону холма, держась за руки, а с другой стороны от Линды шел ее папочка, и она поджимала ноги, раскачиваясь между ними, как на качелях. Все они были в своих церковных нарядах. Я шла по дорожке к воротам, когда услышала, как мама позади меня выходит за дверь и выбрасывает пакет с мусором в бак.

— Доброе утро, Крисси! — окликнул меня из-за ворот Линдин папа.

— Почему вы одеты как в церковь? — спросила я.

— Сегодня важный день, верно? — сказал он. — Первый раз в школу идут только однажды. Кто-нибудь уже сфотографировал тебя?

— Нет, — ответила я. Мама собиралась уйти обратно в дом, но Линдин папа сказал:

— Погоди минутку, Элинор, давай я по-быстрому щелкну вас обеих.