Первый день весны

— Детке пора спать, — прокричала она, не обращаясь именно ко мне, хотя в комнате, кроме меня и нее, никого не было. — Дети должны спать по утрам. У нее тихий час. Она маленькая. А у меня больше нет тихого часа. Я уже не маленькая.

— Перестань кричать, — сказала я.

— Когда ты маленькая, ты должна спать по утрам. Я не сплю по утрам. Моя детка спит по утрам. Она маленькая.

— Ты давно живешь с этой женщиной?

— Моя детка…

— Женщиной, которая тут была. Женщиной, которая испекла кекс.

— Мамочка?

— На самом деле она тебе не мамочка, верно? Ты была в конторе для приемных семей? Она увидела тебя там?

— Вставай, детка! — прокричала Рути в лицо пупсу. — Пора завтракать!

Она подцепила пупса за лодыжки. Я подумала, что его, наверное, тоже нужно удочерить.

— Ты давно живешь с этой женщиной? — почти прокричала я. — Давно она стала твоей мамочкой?

Я, наверное, начала бы трясти ее, чтобы заставить слушать, если б женщина не вернулась в комнату с подносом. Она поставила его посреди ковра, потому что в гостиной не было стола, и дала Рути тарелку с шоколадным тортом, а себе взяла тарелку с фруктовым кексом, а мне протянула тарелку, на которой лежало по куску того и другого. Я вспомнила, что нужно жевать на правой стороне рта, поэтому от угощения мой гнилой зуб не разболелся, зато желудок наполнился. Рути просто играла со своей порцией: снимала ломкий слой шоколада и закапывалась в глазурь всеми пальцами. Рот ее был обрамлен коричневой каемкой, и красивая женщина намочила слюной полотняную салфетку и вытерла Рути губы. Если б я знала, что она поступит так и со мной, я тоже постаралась бы испачкать лицо.

Я как раз допивала свой сок, когда вошел тот мужчина с еще одной коробкой игрушек. Рути увидела это, бросила свою «детку» и побежала к нему. Он погладил ее по голове. Никогда не видела, чтобы два взрослых человека так много гладили, целовали и обнимали ребенка. Можно было почти забыть, как выглядят щеки и макушка Рути, потому что каждую секунду они скрывались под ладонью взрослого. Рути выдерживала эти поцелуи, поглаживания и объятия, как другие выдерживают укусы клопов: раздражают, но ты знаешь, что тебе никуда не деться, поэтому просто приходится постараться и не обращать на это внимания.

— Пат, это Крисси, — сказала женщина, обращаясь к мужчине. Она положила ладонь мне на спину, между лопатками, и внутри у меня все задрожало. — Она живет ниже по улице. Ты сказала — дом номер восемнадцать, верно, дружок?

— Да, — подтвердила я.

— Она пришла познакомиться с Рути. Рути так рада тому, что другая девочка пришла поиграть с ней!

Мужчина наклонился, чтобы пожать мне руку.

— Рад знакомству, Крисси, — сказал он. Он носил очки с тонким золотым ободком, и стекляшки немного запотели понизу. — Я Рутин папа. Славно, что есть большая девочка, с которой Рути может поиграть.

— Да, — ответила я, а про себя подумала: «Слишком большая девочка».

— И как идут дела? — спросила красивая женщина у мужчины, когда он присел на диван.

— Не так уж плохо, — ответил он. — Большинство коробок я разнес по нужным комнатам. Теперь только распаковать. Прохладно там…

— Ты поставил обогреватель в комнату Рути? Нужно будет включить его на пару часов перед сном.

— Да, все сделано. — Он откинулся назад, сцепил пальцы на груди и закрыл глаза. Красивая женщина бросила на меня взгляд, говоривший: «Честное слово, мой муж такой дурак — собрался спать посреди утра!» — и я бросила на нее взгляд, говоривший: «Да, честное слово, твой муж такой дурак — собрался спать посреди утра!» Я чувствовала себя уютно, когда мы вот так переглядывались — словно сидели, завернувшись вместе в одеяло, так близко, что соприкасались носами.

Потом раздался голос Рути — пронзительный визг, — и она вклинилась между нами.

— Папа, а моя комната большая?

— Твоя комната как раз такая, как нужно для такой маленькой девочки, — ответил он. — Может быть, отведешь туда Крисси и покажешь ей?

В прихожей холод пробрал меня до костей. На улице было солнечно, но дом выстыл — так выстывают дома, в которых долго никто не живет; так выстыли дома в переулке, с тех пор как бедные-бедные люди больше там не жили. Рути первой стала подниматься по лестнице наверх, ее туфельки с мягкими подошвами топали по голому дереву.

Когда мы дошли до площадки и я увидела открытую дверь в ее конце, то осознала, что комната Рути — близнец моей комнаты в доме Рути, который близнец моего дома, в ее жизни, которая должна была быть моей жизнью. Оказавшись в комнате, я села на кровать, не слушая, как Рути с криками вытряхивает из коробок все новые и новые игрушки, — и тиканье включилось у меня внутри, словно загорелась лампочка. Оно звенело у меня в ушах, пульсировало в кончиках моих пальцев — так громко, что казалось, будто сейчас взорвусь. Когда оно стало отдаваться в каждом кусочке моего тела, я откинула покрывало с кровати, села на корточки и помочилась на матрас. Это звучало совсем не так, как в синем доме, более приглушенно, и моча образовала круглую лужицу, прежде чем впитаться в матрас. От этого тиканье стало тише. Закончив, я прикрыла мокрое пятно простыней.