Первый шаг к пропасти

Ему по барабану был ее сарказм. Он был на работе.

– Вы бы лучше ее коллегам вопросы задавали. Вот где тайна на тайне! – повысила голос Лариса. – Такого сейчас наслушались!

– И об этом поговорим тоже, – холодно улыбнулся Ломов, втискиваясь за ними следом в кабину лифта.

Они молча доехали до шестого этажа, молча выгрузились и дошли строем до квартиры.

– В кухню проходите. Кофе выпьем, – миролюбиво предложил Андрей, распуская тесную петлю черного галстука.

Лариса фыркнула и ушла переодеваться. Платье ее просто пытало. И настырно трещало, когда она его снимала, застревая в подмышках и путаясь молнией в волосах. Она измучилась, пока его сняла. Лицо раскраснелось, волосы наэлектризовались и торчали в разные стороны белокурым облаком. Она скомкала платье и зашвырнула его в угол. Достала из шкафа широкий шелковый балахон в пол. С удовольствием в него влезла. Расчесала волосы и пошла в кухню. Ванная подождет. Все потом. Ей было интересно, о чем говорят Андрей и Ломов. Очень интересно.

Но они молчали. В кухне было тихо. Андрей варил кофе, стоя спиной к Ломову, который расположился за их обеденным столом с телефоном в руках.

– Лара, тебе кофе? – угадал ее присутствие супруг.

– Да, пожалуй.

Лариса села напротив Ломова. Внимательно осмотрела его. Русые, коротко стриженные волосы. Лицо обычное. Без особых примет. Достаточно спортивен. Короткие рукава льняной серой рубашки натянулись на крепких мышцах.

«Такими руками девушек обнимать, а не протоколы дознания строчить», – подумала Лариса и вспомнила сына.

Он был очень симпатичным. Лицо, манеры, походка, все выдавало в нем аристократическое происхождение. Это было в нем от покойного отца. Но вот телом он был тщедушен. И никакого стремления раскачаться не проявлял. И одежду носил тесную, подчеркивающую его худобу. Лариса не понимала, ворчала, Игорек отшучивался и не предпринимал попыток что-то изменить. Девушки, как утверждал он, его любили. Даже очень.

А вот Ломов был спортивен. Крепок. Интересно, а его любили девушки?

– Прошу.

Андрей поставил перед каждым по чашке чернейшего горячего кофе. Он всегда варил круто, греша с дозировкой. Сел по правую руку от жены. Уставился на Ломова.

А тот, продолжая играть с телефоном, машинально поднял кофейную чашку, отхлебнул, поморщился и снова отхлебнул. И вдруг спросил, не глядя на супругов:

– А вы знали, что Илона Високосных все свое детство и отрочество провела в детском доме?

– Что?!

Кажется, они выпалили это одновременно. И степень изумления у них была равной, она у них зашкалила.

– В детском доме? – повторила Лариса.

Поймала колечко волос возле уха и принялась его накручивать на пальчик. Прямо, как Илона. Странно, неосознанно повторила ее жест.

– Нет, не знали. Она никогда не рассказывала. Вообще о родителях ничего не рассказывала.

– А она о них ничего и не знала. Ее подкинули в младенчестве на ступеньки детского дома, замотав в старые обои. Туда она потом и вернулась из дома малютки. В трехлетнем возрасте, – объяснил Ломов и отложил наконец свой телефон.

– Подкинули! – ахнула Лариса, потрясенно замирая. – Как же так можно!

– И почему в детский дом подкинули, а не в дом малютки? – удивленно качнул головой Андрей. – Уж сразу бы туда и…

– Хороший вопрос, Андрей Васильевич! Очень хороший вопрос! – Лейтенант неестественно как-то обрадовался, принялся ерзать на месте. – Он мне тоже не дает покоя. Дело в том, что до детского дома надо было еще добираться. Он располагается за городом в лесу почти. В то время, а это почти тридцать пять лет назад, добраться туда было крайне сложно. Днем только. Один рейс автобусный туда и один обратно. В полдень. А дом малютки в городе. В самом центре почти. Чего же проще, да? Так нет же! Надо было ехать туда. С младенцем на руках. Оставлять на ступеньках.

– А может, в лесу кто-то тайно родил и…

Ломов не дал Ларисе развить ее мысль до конца.

– Не может, Лариса Сергеевна. Не может, – перебил он ее. – Младенцу на тот момент было около двух недель.

– Действительно, странно, – кивнула она и глотнула кофе. И тоже поморщилась. Кажется, сегодня Андрей превзошел самого себя в дозировке.

– Понимаете, какая-то странная мелодрама получается. – Ломов вежливо улыбнулся. – Младенца везут в детский дом, хотя там дети с трех лет, минуя дом малютки. А потом тамошний дворник, он же художник, он же оформитель и кто-то там еще, находит девочку на ступеньках. И после всех формальностей вдруг настаивает на том, чтобы ей дали его отчество. И имя ей придумал сам. И фамилию.

– Все вымышленное? – ахнула Лариса, прикрывая рот ладонью.

Рот расползался в улыбке. В довольной неуместной улыбке.

Ах, как, помнится, они с Верочкой завидовали подруге! И все-то ей досталось: и красота, и спортивное телосложение, и удача, и деньги. Так еще и с именем повезло и с фамилией. Это же как красиво звучало: Високосных Илона Альбертовна! Это вам не Галкина Лариса Сергеевна. И не Воробьева Вера Ивановна.

– Она просто лебедь в нашей воробьиной стае, – не раз завидовала Верочка, намекая на их с Ларисой фамилии. – Надо же было унаследовать такое отчество с фамилией, а!