Первый шедевр

– Я не говорил тебе про дочь, Изи, – наконец прервал молчание Милт. – Откуда ты узнал?

– Не помню. Возможно, вы говорили в бреду сразу после аварии…

– Даже если это так… Почему ты вообще заговорил о ней?

– Как ее зовут?

– Я… Я не собираюсь это обсуждать…

– «Это»? Рэймонд, Вы слишком глубоко прячете в себе темное прошлое. Будьте уверены, оно вас поглотит изнутри…

– Мое прошлое не касается вас! – крикнул Рэй, подавившись болью.

– Я говорю не о прошлом, Реймонд, а о ближайшем будущем. Вашем будущем, – серьезно произнес Иезекииль. – И в том будущем нет места частному детективу Рэю Милту, увы. Вы написали собственной кровью потрясающую историю, но ее пора завершить.

Изи не отрывал глаз от дороги. Его лицо было непроницаемым, но голос… Его голос принес прилив, скрывший изуродованный мертвый корабль, с капитаном-алкоголиком за сгнившим штурвалом. Пенистые волны скрывали оторванный скальп, закрывавший правый глаз и обнаживший красный череп. Морской ветер заглушал диско, звуки которого шли откуда-то из глубины заросшего морскими паразитами судна. Солнце клонилось к закату, окрасив серые воды в розовые тона. Вместе с теплом уходящего красного диска пришло оно – понимание.

– Хелен. Ее зовут Хелен, – ответил Милт.

* * *

Он пришел с цветами. Стоял и улыбался, как идиот, не решаясь пройти в палату. Сколько уже прошло? Пять дней? Неделя? И вот он явился.

– Любимая, наконец-то, я к тебе попал, – Грегори говорил с придыханием, он подошел поближе к кровати.

– Они не дают мне ее подержать… – Оливия отвернулась от него, глядя в окно, где ветер кружил крошки снега.

– Лив, она очень слабенькая, – он положил свою руку на ее ладонь, но она одернула ее.

– Где ты был все это время?

– Я… я не ожидал, что все произойдет так скоро, Лив. Я работал над картиной и закончил ее. Омович уже ждет меня в Лондоне. Поэтому… – он достал небольшую коробочку в праздничной обертке с бантиком и положил на одеяло.

– То есть ты снова пропадаешь? Опять?! – Оливии захотелось сильно его ударить.

– Совсем ненадолго. На три-четыре дня максимум…

– Грегори, у тебя родилась дочь. Ты пришел ко мне впервые за неделю и теперь говоришь, что снова уходишь.

Он, сжав челюсть, принялся разворачивать подарок, на который она так и не обратила внимание. Покопавшись с полминуты, он извлек из коробки телефонную трубку и держал ее так, будто продавец-консультант.

– Здесь мой номер, я всегда буду на связи и сам буду позванивать. Чтобы у нас не получилось… как в прошлый раз…

– Ты хочешь заменить себя телефоном? Грегори, ты, мать твою, серьезно?

– Это совсем ненадолго, Лив. Я вернусь максимум через неделю, обещаю…

– Ты обещал сделать меня счастливой, Грегори. Обещал, что все изменится, когда мы уедем из Лондона. Посмотри на меня сейчас. Я выгляжу счастливой?

Он не решился заглянуть ей в глаза, виновато рассматривая ее руку, к которой так и не притронулся.

– Я хочу развод, Грегори.

– Что? Но… Лив…

– Мне осточертело все это. Я не хочу больше жить в пограничном состоянии, не понимая, где ты, зачем это все…

– Лив, ты, наверное, не пришла в себя…

– Я об этом думала задолго до того, как ты бросил меня рожать одну в пустой квартире.

– Слушай… Давай я вернусь, и мы обо всем спокойно поговорим…

– Я говорю спокойно, Грегори. Во мне больше нет никаких чувств к тебе, после всего, что произошло.

Он глубоко вздохнул, потирая пальцами глаза. Оливия также не пыталась продолжать разговор.

– Лив, я вернусь миллионером. Мы заживем совершенно по-другому…

– Мне не нужны ни ты, ни твои деньги. И свой телефон тоже можешь забрать.

– Лив… мы все обсудим… У меня самолет через четыре часа…

– Иди, я тебя не задерживаю.

Еще несколько минут он стоял возле кровати, потом развернулся и молча пошел к выходу. Оливия смахнула с кровати коробку, телефон звонко шмякнулся на кафель. Он обернулся в дверях, намереваясь что-то сказать, но встретился с ее взглядом. Его глаза были совсем другие: пустые и безжизненные. Как глаза мертвеца.

Не найдя слов, он просто ушел.

* * *

Юрий Омович стоял перед двумя новыми шедеврами Грегори Бойла, сомкнув ладони за спиной, и как-то странно улыбался. Может, восторженно? Да, скорее всего восторженно. Забрызганный кровью холст в 16 футов в высоту не мог вызвать иных эмоций. Грегу пришлось быстро найти работников, которые оперативно сделали подрамник и натянули полотно прямо в галерее, где они договорились встретиться после закрытия. Омович настоял, что нужно сделать именно так, чтобы освободить художника от грабительской комиссии.

– Мистер Омович, – окликнул Грег. – Вы уже рассматриваете их двадцать минут…

– Я наслаждаюсь, Грегори. Вы превзошли все мои самые смелые ожидания. Это просто…

– Это просто мозги вонючего бомжа и кровь его друга детства на холсте, – нашелся Тим.

– Даже не могу подобрать подходящее слово на вашем языке… Это грандиозно, Грегори!

– Благодарю, – Грегори немного замялся. – Мистер Омович…

– Боже, Грегори, зови меня просто Юрий.

– Юрий, мне неудобно об этом говорить, но мне требуются… деньги.