Первый ученик

Усатые, краснорожие городовые, поддерживая на бегу, свои неуклюжие шашки («селедки», как называли их рабочие), бежали на помощь мастеру и орали, по-звериному выкатив глаза.

- Раз-зойдись! Осади назад!

Двое городовых бросились к мастеру. Тот, увидя подмогу, рванулся из тачки, вскочил на ноги.

- Хватайте, хватайте его! - закричал он городовым, отыскивая глазами Любу, но Любу уже оттеснили назад рабочие. Тогда он указал на Алферова:

- Вот зачинщик!

- Ты? - подскочили к Алферову двое городовых.

Рабочие заволновались.

- Не Алферов, а мастер всему виной, - закричали со всех сторон. - Не дадим Алферова!

- Давай сюда администрацию!

- Давай хозяина!

- По шеям таких мастеров! Не будем с такими работать!

- Осади назад! Назад! - напирали на рабочих городовые.

Вдруг в конторе распахнулась дверь, и на крыльце показался пристав. Он почтительно пропустил хозяина мастерских и, подозвав старшего городового, что-то приказал ему. Тот козырнул и побежал куда-то. Мастер вынырнул из толпы стал позади хозяина.

- Что здесь происходит? - обратился хозяин к рабочим и придал своему лицу выражение полного недоумения. - Не понимаю, - сказал он. - Что это за безобразие! К чему это?

Рабочие заговорили все разом. Все зашумели, закричали, каждый старался доказать, что виной всему мастер, а не они.

Пристав поднял руку в белой нитяной перчатке.

- Смирно! - крикнул он.

- Не солдаты мы, чтобы нам «смирно» кричать, - раздалось из толпы. - Своими фараонами [7] командуй!

- Кто хочет говорить - выходи вперед, - скрывая раздражение, приказал пристав.

- Все хотим! - раздались отовсюду голоса. Рабочие прекрасно поняли, чего хочет пристав. Ему надо выяснить вожаков, а затем арестовать их.

- Все будем говорить! - продолжали шуметь они.

- Уволить мастера!

- Принять обратно уволенного ученика!

- Штрафы отменить!

- Довольно! Поизмывались над нами!

И вспомнились рабочим все обиды, накопившиеся годами.

Вдруг, раздвигая толпу, вышел вперед Алферов.

- Я буду говорить, - сказал он.

И сразу умолкли все.

- Ну-с? - наклонил хозяин голову. - Слушаю. Говори.

- Не говори, а говорите, - спокойно поправил его Алферов.

- Правильно! - дружно подхватили рабочие. - Повежливей надо с нами.

Хозяин что-то промычал невнятное и покосился на пристава. Тот кашлянул.

Володька чуть приоткрыл рот и уставился немигающими глазами на Алферова. Среди толпы он не чувствовал себя чужим. Он уже прочно слился с рабочей массой, хотя и видел, что многие даже не замечают его и не знают, существует ли вообще на свете какой-то Володька Токарев.

А Алферов вскочил на крыльцо, повернулся лицом к рабочим и крикнул:

- Товарищи! Я буду говорить не о себе. Я буду говорить о всех рабочих. До каких пор будем терпеть мы…

- Стой! - перебил его пристав. - Ты что? Митинг здесь открываешь?

Алферов, не слушая пристава, продолжал:

- Мы должны выставить свои требования. Мы требуем…

- Фрр! Трр! - снова залились со всех сторон сверчки, и усатый городовой, подскочив к Алферову, столкнул его плечом с крыльца. Тут подбежали и другие городовые и Алферова окружили, схватили. Рабочие бросились было к нему на выручку, но в эту минуту в ворота неожиданно ворвались конные жандармы и оттеснили их.

Алферова увели в контору.

Рабочих оттеснили частью к распахнутым дверям цеха, частью к забору, частью за ворота. Среди последних оказался и Люба, и ему вместе с другими удалось скрыться.

Мастер бегал, искал его всюду, и вдруг, наткнувшись на Володьку, крикнул:

- А ты чего здесь? Вон отсюда!

Володька посмотрел вокруг себя. Двор уже был пуст. Только из дверей конторы выглядывал человечек с лицом землистого цвета, с беспокойно бегающими глазами.

- Шпик, - догадался Володька и, не говоря ни слова, ровным шагом пошел со двора, все еще зажимая в руке один рубль восемьдесят три копейки, которые он так и не успел положить в карман…

В РОЩЕ

Как только долетела до гимназистов весть о том, что рабочие готовятся к маевке, старшеклассники сбились в уборной, и начался жаркий спор. Многие быстро присоединились к Лебедеву и Минаеву, считая необходимым поддержать рабочих, но два восьмиклассника - Веретенников (тот самый, что в прошлом году выхватил собранные для Лихова деньги и отдал директору) и Самохвалов, отец которого владел в городе самой большой паровой мельницей, быстро пронюхав об этом, стали собирать свою компанию и выставили требование: «Никакой политики, а кончать гимназию».

Часов в одиннадцать вечера, как раз накануне Первого мая, Лебедев, Аня Шурупова и Федя Долгополов осторожно вышли из квартиры Минаева и, стараясь избегать людные, освещенные улицы, направились по домам. На первом же перекрестке Долгополов, кивнув головой товарищам, юркнул, в свой переулок. Аня и Лебедев пошли вдвоем.

- Я провожу вас, Аня, - сказал Лебедев.

- Не надо. Я не боюсь одна.

- Нет-нет. Одну я вас не пущу. Мало ли что может случиться. На улицах бывают пьяные…

- Но ведь мне совсем близко.

- Все равно.