Пес государев

Подошел к нему Федька, рот ему руками раскрыл, за язык схватился да резанул по нему ножом отточенным, кровью сына окропленным. Замычал воевода, от боли на полу корежась да кровь алую из рта выплевывая.

 

Вытер Федька брызги кровавые с лица своего, подошел к Царю да кинул под ноги его язык отрезанный.

 

– Не серчай, государь, что без твоего веления сие деяние учинил, – Царю говорит. – Ежели казнить его прилюдно станешь, так он может еще чего наболтать. А знать сие людишкам простым не надобно.

 

 

Царь по опочивальне ходит. Песни напевает да ногами пританцовывает. Шут на него удивленно смотрит, глазам своим не верит.

 

– Выдержал Басманов мое испытание. Верен он мне, как пес, – Царь шуту говорит. – А чтобы толков разных не ходило, я его своим кравчим сделаю! А теперича пшел вон отсель, Васька! Не до тебя мне.

 

Как только шут за порог, Царь с себя кафтан парчовый скидывает да на полати ложится, Федора поджидает.

 

Через минуты длинные скрипнула дверь в хоромы царские, и на пороге Басманов появился. Лицо нежное в темноте светится. Зубы белые в улыбке посверкивают. Тело тонкое все в шубу до пяток закутано.

 

– Ждал ли меня, государь? – Федька спрашивает да в опочивальню заходит.

 

– Ждал, Феденька! Ждал, сокол мой ясный! – Царь ему отвечает да с полатей поднимается.

 

Федька шубу с плеч скидывает и остается в чем мать родила. Ложится он на шубу соболью, ноги длинные призывно раздвигает и шепчет он Царю слова нежные.

 

– Ну, иди же ко мне, государюшко мой! Весь огнем горю, хочется страстью твоею наполниться! Только и живу я одной любовью к тебе. Только это мне силы дает.

 

Царь с себя рубаху скидывает. Ложится рядом с Федькой на меха мягкие. Ласкает он рукою тело дивное. Ловит слухом стоны нежные. Любуется профилем тонким.

 

А Федька не притворяется. За время недолгое научился он получать удовольствие от нежностей царских. Принимает он в себя естество Царя, желанием налитое. Выгибается тело его крепкое от чувств приятных. Стоны жаркие с губ его срываются, и изливается он на меха дорогие соболиные.

 

========== Глава 15 ==========

 

Вот и новая весна настала. Птицы, радуясь, на ветках деревьев песни свои звонкие запели. Зелень нежная холмы и поля вокруг слободы Александровской ковром застелила. Солнце лучами теплыми, словно матушка любящая, землю обняло.

 

Только нерадостно людям от красот весенних. Вздрагивают они по ночам от топота копыт конских да от окриков громких:

 

– Гойда! Гойда!!!

 

Скачут всадники черные по городам да весям русским. И не укрыться от них, как от смерти, не спрятаться. Горят усадьбы боярские да княжеские. Летят головы, будто кочаны капустные. Не щадят всадники черные ни стариков ни детей. Топят в реках. Огнем жгут. Ножами острыми режут. Да посохами своими насмерть забивают. Только не знают те несчастные, что легко отделались. Страшнее тем достанется, на кого Царю навет принесли. Ждут тех мучения страшные в казематах слободы Александровской.

 

А в опричном монастыре Царь восседает. Называет себя Игуменом. Сам звонит к заутрене, на клиросе поет, рьяно молится, а во время общей трапезы вслух для назидания жития святых читает. Только после молитв усердных приказания дает об убийствах и пытках. А в ночи к себе Басманова зазывает. Одевает его в одежды женские да любовью его содомской наслаждается.

 

Федька себя царьком чувствует. По дворцу гоголем ходит. Весь в шелка да меха дорогие одеванный. На перстах кольца каменьями драгоценными сверкают. Царь только из его рук ест да пьет и только его и слушает.

 

 

– Государюшко… Мне б совету твого надобно, – Федька губы алые дует да на Царя обиженно смотрит.

 

– Кто обидеть посмел тебя, краса моя ненаглядная? – Царь рукою по волосам черным проводит да целует Федьку в губы сладкие.

 

– Князь Дмитрий Оболенский-Овчинин, сын того воеводы, что пленником в Литве умер, давеча отзывался обо мне нелестно. Говорил, дескать, что любовь я твою заслужил не в бою ратном, а гнусными утехами содомскими, – Федька брови супит да от Царя отстраняется.

 

 

– А ты, Феденька, не сердися на князя, – Царь хитро ему улыбается. – Поднеси ему вина со стола царского. Он, глядишь, и слова обидные забудет… На веки вечные…

 

 

В трапезной столы от яств ломятся. Царь во главе сидит и усердно молитву читает. По праву руку его Басманов, по леву – верный Вяземский. Закончив читать, Царь Федьке головою кивает. Тот ножку от лебедя запеченного отрывает и ему подает. Из братины вина в чашу золотую льет и своему государю подносит. Оглядев народец за столом, быстро князя Дмитрия глазами находит. Берет в руки чарку серебряную и ее вином до краев наполняет. Открывает он перстень с секретом, что на руке носит, да порошок в ту чарку из него сыпет.

 

Проходит Федька по всей трапезной, бедрами по-бабски повиливая, да возле стола княжеского останавливается.

 

– Негоже нам с тобой, Дмитрий Федорович, как собакам лаяться, – Оболенскому говорит да чарку пред ним ставит. – Одному делу служим, одному государю. Забудем обиды никчемные. Выпей за дело наше правое.