Песчаная роза

Ксения начала заниматься с детскими группами вскоре после того, как сама окончила курсы иностранных языков – английского, французского и немецкого – при Библиотеке иностранной литературы. Пошла она на эти курсы только потому, что ее тяготило умственное безделье. Но заведующая библиотекой привлекла к преподаванию таких незаурядных педагогов, что Ксения увлеклась и стала заниматься всерьез. Библиотека вообще отличалась от всего, что ее окружало, а поскольку училась она трем языкам одновременно, то и приходила сюда каждый день. Ее уже знали все библиографы и часто приглашали выпить с ними чаю, к которому она покупала в «Елисеевском» эклеры, буше и корзиночки с кремом. Библиографы были дамами тонными, так мама называла женщин подобного склада. Ксения в детстве удивлялась, почему, ведь такие женщины никогда не бывают толстыми и весить тонну никак не могут, и лишь потом узнала, что так называют дам, которые соблюдают светский тон. Правда, она считала, что к Маргарите Ивановне Рудомино, заведующей, такое определение не подходит: в ней не было ни капли нарочитости, она была очень настоящая. Ксения гордилась тем, что Маргарита Ивановна относится к ней не только с живой доброжелательностью, но и с интересом, который, возможно, означает, что не совсем уж она заурядна, раз привлекла внимание такой умной и энергичной женщины. Маргарита Ивановна и сказала однажды, что Ксения Андреевна была бы хорошей преподавательницей. Сказано было вскользь, но Ксения запомнила, а вскоре представился случай проверить справедливость этих слов, когда она случайно увидела, как соседская девочка рыдает во дворе над учебником немецкого, готовясь провалить выпускной экзамен.

Курсы она давным-давно закончила, но в читальный зал Иностранки приходила часто, и часто же заглядывала к библиографам, чтобы посмотреть новые книги или просто поболтать. И однажды, войдя туда, остановилась за книжными стеллажами, потому что услышала свое имя.

– Костромина, конечно, не красавица, но внешность у нее оригинальная. Глаза странные – что в них, не поймешь, но что-то этакое… Предвечное, как говорится. В контрасте с подростковой фигуркой должно мужчин привлекать, по-моему. В общем, охотники на нее нашлись бы.

Это сказала молодая сотрудница Наташа. Она недавно вышла на работу после родов и была полна интереса ко всем и вся.

– Может, уже и нашлись, – заметила Елена Александровна.

Легко было узнать ее голос, хрипловатый от непрерывного курения.

– Ну нет, – возразила Наташа. – Такие вещи сразу заметны. А она – весталка. С гетерой не перепутаешь.

– Не обязательно быть гетерой, чтобы завести роман, – возразила Елена Александровна.

– А кто ее муж, не знаете? – поинтересовалась третья собеседница; от волнения Ксения не поняла, кто это.

– Интереснее было бы знать, где он, – хмыкнула Наташа. – И почему с ней не живет.

– Девочки, перестаньте сплетничать, – укорила Елена Александровна.

– Мы не сплетничаем, а просто интересуемся. Согласитесь, странно, когда молодая женщина годами ждет какого-то мифического мужа. Как Пенелопа, ей-богу!

– Не странно, а просто глупо, – заключила Наташа.

Ксения поставила коробочку с пирожными на стеллаж и потихоньку вышла. После этого она не приходила в библиотеку несколько месяцев, но потом решила, что не стоит терпеть книжный голод из-за обычных женских сплетен.

Домна говорила о ее положении:

– Такой, значит, твой крест.

Сама Ксения не считала ни глупостью, ни крестом то, что – скорее всего, действительно мифически – связывало ее с Сергеем теперь. Но и названия этому не знала. Любовь? Но в любви жизнь проявляет себя самым сильным образом, ей не понаслышке это известно. А ее нынешняя жизнь бледна, бессмысленна, и ничего сильного нет в каждом ее дне, и не может ее напитать иссякающий ручеек писем.

Дети записали задание на лето и с радостью вскочили из-за длинного стола. Занимались они вообще-то с удовольствием, но каникулы! Конечно, это удовольствие посильнее, чем самые распрекрасные уроки. Ксения проводила их в прихожую и только вернувшись заметила, что Павлик задержался в гостиной, где проходил урок. Вид у него был расстроенный.

– Что случилось, Павлик? – спросила она.

– Я в следующий раз всё-всё стихотворение выучу! – горячо проговорил он по-французски.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась она. – Напомни, пожалуйста, в сентябре, чтобы я тебя сразу же спросила.

– Вы только не расстраивайтесь, – просительно добавил он.

«Его не проведешь», – подумала Ксения.

А вслух сказала:

– Почему ты считаешь, что я расстраиваюсь?

– У вас глаза не такие, как всегда. Если из-за того, что я стих не выучил…

– Совсем не из-за того, – покачала головой Ксения. И, спохватившись, добавила: – Я ничем не расстроена, Павлик. И должна тебя похвалить, ты прекрасно стал говорить по-французски.

Из прихожей донесся звук открывшейся входной двери. Ксения оглядела стол.

– Кто-то забыл тетрадку, – по-французски же сказала она. – И вернулся за ней.

– Никто не забыл, это моя тетрадка, – ответил Павлик.