Песчаная роза

– Ну ты и… – Федорец крутнул головой. – Казалась тише воды, ниже травы, а оказалась упертая, как… Только смотри. – Его голос снова сделался жестким. – Что ты там начальству наговорила, не знаю. Но обманывать не советую. Не те люди, чтобы их обманывать. Если что, в пыль сотрут. И тебя, и пацана. А Артынов твой сам после этого сдохнет. Чего смотришь, как с луны свалившись? Чем его все эти годы держали, по-твоему? Вами и держали. Так что не заигрывайся.

Федорец развернулся и широкими шагами пошел к Лялину переулку, оставив ее в том состоянии, которое бывает, наверное, после удара молнии.

Домна приехала вечером того же дня. Ксения не ожидала ее, дома кроме хлеба и молока даже есть было нечего. Правда, Домна привезла земляничное варенье, но Ксения не могла себя заставить съесть хотя бы ложку.

– Уссурийск, значит, – сказала Домна. – Места нам знакомые.

– Откуда? – удивилась Ксения.

– Брат мой троюродный три года в Приморье провел.

– В лагере?

– Работать завербовался. Из Москвы-то, из Рогожской слободы, ироды наших высылать стали. Он и не стал дожидаться, покуда в скотском вагоне на погибель повезут – сам уехал. Лес валил в тайге, рыбу на побережье заготавливал. Звали в Сучан на шахты, да здоровья не осталось уже. Гиблые там места, – добавила Домна, помолчав. – Гнилые. Болота, комарье, зверье. Нельзя Андрейке туда, детишки там как мухи мрут. И взрослым не выдержать, а уж им…

Ксения опустила голову. Она и сама это понимала. И боль разрывала ее изнутри так, что невозможно было даже заплакать.

– Невозможно, Домна, – проговорила она наконец. – Невозможно не поехать к Сергею. Туда, где он.

– Оставляй Андрейку, – твердо сказала та. – Как я за ним пригляжу, никто не приглядит.

– Я знаю.

– Поплачь. – Домнин голос звучал сурово, но он и всегда так звучал. – Лучше сейчас поплакать, чем при Андрейке потом. Поедешь ведь в Переславль к нему?

– Завтра поеду.

– А к Сергею когда?

– Как только билет смогу взять. Я не хотела их об этом просить.

– Да уж иродов просить – себе дороже выйдет, – согласилась Домна. – Вещей теплых нету у тебя.

– Кое-что есть. Белье с начесом в прошлом году купила, когда зима холодная была. Докуплю, что смогу. Домна, – сказала она, помолчав. – Я из квартиры не буду выписываться и никому не стану сообщать, что уезжаю. Но все равно каждый мой шаг известен и я в их полной власти. Может статься, что не вернусь.

– Это и здесь с каждым может статься, – пожала широкими плечами Домна.

– Если Андрюшу захотят у тебя забрать…

– Ночью за ребенком вряд ли придут, а днем выскользнем. Увезу его в деревню, пересидим.

– Ты как Сережа говоришь, – улыбнулась Ксения. – Он сказал, что если не вернется, чтобы мы с Андрюшей уезжали к тебе в деревню. И что если нас не окажется здесь, то, может быть, эти шестеренки прокрутятся вхолостую.

– Ума ему не занимать, – вздохнула Домна. – Да и ничего не занимать. А жизнь его перемолола. Господь попустил, значит.

– Ничего это не значит, – сердито сказала Ксения. – Он жив, это главное. И я постараюсь оказаться к нему как можно ближе.

– Да, тебя Господь хранит. Может, тебе и поможет.

И вот она сидит теперь под яблоней и не знает, поможет ей кто-нибудь или нет.

Глава 30

Вероника вышла из больничного корпуса и, издалека заметив Ксению, пошла к ней по дорожке через сад. Походка у нее совсем не изменилась за десять лет – в ней даже издалека была заметна та же свободная уверенность в собственных силах. Ксения вспомнила, как, впервые увидев Веронику, подумала, что эта женщина завораживает каждым движением и самим своим существованием. Это не изменилось тоже.

Она встала со скамейки, ожидая, когда Вероника подойдет. И вдруг та остановилась – наверное, узнала Ксению. И дальше не пошла уже, а побежала по дорожке.

– Что случилось? – остановившись перед нею, спросила она. – С Сергеем?

«А взгляд переменился», – подумала Ксения.

Трудно было не заметить, что яркость и ясность, которыми отмечен был этот взгляд, все же потускнели.

– Его арестовали, – ответила она. – И отправили в лагерь на Дальний Восток. Я еду к нему и хотела перед этим спросить вас… Может быть, вы знаете, как все это было. Где его арестовали, как, вообще, хоть что-то…

Это было не единственное, для чего она приехала. Но при виде Вероники, совершенная красота которой не сделалась менее зримой с течением лет, Ксения ощутила такой острый укол ревности, с которым не просто было справиться.

– Я не знала, что его арестовали. – В голосе Вероники послышалось такое горе, что даже ревность у Ксении прошла. Почти прошла. – Он приехал, я все ему рассказала, что с Яшей случилось. Он велел ничего не предпринимать, да я ничего и не смогла бы… И ушел, и больше мы не виделись. Через два дня Яшу отпустили. Вывели из Пищаловского, он идти не мог, люди помогли до дому добраться. В Пищаловском замке тюрьма у нас, – добавила она.

И, сев на лавочку, закрыла лицо руками. Плечи ее сотрясались, слезы текли между пальцами.

– Вероника, не плачьте, пожалуйста, – сказала Ксения. – Я думаю, его арестовали не из-за вас. Вы ни в чем не виноваты.