Песчаная роза

Сергей Васильевич наконец отпустил ее руку. Вернее, его руки упали, как будто в них растворились кости. Даже в пустыне, когда поняла, что умирает от жажды, Ксения не почувствовала того, что сейчас. Тогда ей просто стало все равно, что будет с нею. Но теперь ей не было, не могло быть все равно, что будет с ним!

Он повернулся и шагнул к краю тротуара. Она видела, как опускаются его плечи. Такси остановилось перед ним. Он открыл дверцу. Ксения поняла, что у него нет сил обернуться к ней. Она подошла к машине и села на заднее сиденье. Он сел рядом и захлопнул дверцу.

Всю дорогу до Монпарнаса они молчали. Сергей Васильевич смотрел в окно. Когда проезжали мимо какой-то темной стены, окно тоже сделалось темным, и Ксения увидела в нем отражение его глаз. Они были совершенно больные. Ужас и жалость стиснули ее сердце, как две беспощадные руки.

По лестнице он поднимался так медленно, будто каждый из ее пролетов был Монбланом. Ксения шла за ним и надеялась, что он, может быть, уже знает, что ему делать дальше. Но потом вспоминала выражение его глаз и понимала, что это не так.

В мансарде он, не сняв пальто, сел на единственный стул, почему-то оказавшийся посередине комнаты. Наверное, ей надо было уйти к себе, не стоять же перед ним истуканом. Но уйти она не могла. И неловкость от собственной навязчивости казалась ей сейчас такой мелкой, такой мизерной!

Ксения села на пол, чтобы видеть глаза Сергея Васильевича, и спросила:

– Они могут тебя убить?

Он посмотрел на нее все тем же больным взглядом и безучастно произнес:

– Могут. Но не убьют.

– Почему?

– Я им нужен живой.

– Для чего?

Никогда она не расспрашивала его о том, что он делает, почему делает, для чего. И если бы он возмутился ее внезапной назойливостью и ушел бы, хлопнув дверью вместо ответа, она не удивилась бы. Но Сергей Васильевич ответил, и Ксения обрадовалась, что он не молчит, и понадеялась, что выражение его глаз от этого переменится.

– Ты же слышала. – Его лицо дернулось в гримасе такой же болезненной, как и взгляд. – Для выполнения поставленных задач.

– Может быть, мы все-таки уедем? – чуть слышно спросила она. – Прямо сейчас, а? Наверное, можно нанять шлюпку и переплыть Па-де-Кале…

– Ты умеешь управляться с кливером, я знаю. – Лучше бы он не улыбался вовсе! Невыносимо было видеть жалкую улыбку на его лице. – Но я не могу уехать.

– Почему?

– Потому что они догадались, как держать меня на крючке. Ладно. – Он потер ладонями виски. – Обо мне думать незачем. Подумаем, что делать с тобой. То есть что делать тебе, извини.

– Но об этом тем более незачем думать, – пожала плечами Ксения. – Я поеду с тобой. Ты же говорил.

– Я говорил об Англии.

– Ты говорил, чтобы я решила, поеду ли с тобой, – возразила она. – Я решила.

– Для полного счастья мне не хватает только воспользоваться твоей наивностью!

Кажется, он наконец рассердился. Ксения обрадовалась.

– Никакой наивности нет, – сказала она. – Я ведь жила в России.

– В пять лет? – усмехнулся он.

– Из Крыма уехала в тринадцать. И отлично все помню.

– Тем более, – зло бросил Сергей Васильевич. – Что в Крыму тогда творилось, надеюсь, тоже помнишь. Если думаешь, что с тех пор произошли принципиальные перемены, то должен тебя разочаровать. Убитые на улицах не лежат, во всяком случае, в Москве, но суть всё та же. А почему ты думаешь, что мне придется ехать в Россию? – вдруг спросил он.

– Ну а куда же? – пожала плечами Ксения. – Тот усатый говорил ведь со мной по-русски. И у него… Руки его, глаза… Я только сейчас поняла, где такие видела. В Крыму как раз. Точно такой зашел во двор. Мы с мамой комнату там снимали, но мама умерла уже, и я осталась одна. Он спросил соседку, есть ли белогвардейцы в доме. Она ответила, что нету, и тут он увидел в окне мальчишку. Это соседкин сын был, маленький, лет пяти. Руками замахал, засмеялся… Тот на него посмотрел, а потом взял да и выстрелил в окно, прямо в ребенка, из большого такого револьвера. И в соседку выстрелил тоже. В упор. Я отлично все помню, – вся дрожа, повторила Ксения.

– Тем более. – Сергей Васильевич положил руку ей на плечо, и дрожь ее сразу утихла. – Если я готов был лучше сдохнуть, чем еще раз все это увидеть, то о тебе речи нет тем более. Завтра найду тебе жилье. В каком-нибудь богемном улье ты будешь в безопасности.

Он поднялся со стула, пошел к двери.

– Я буду в безопасности только с тобой, – сказала она ему в спину.

– Тебе кажется, Кэсси. – Он обернулся, посмотрел больным этим, невыносимым взглядом. – Ложись спать. – И, хотя она не требовала объяснений, добавил: – Я выпью и вернусь. Спи, не жди меня.

Звук закрывшейся за ним двери показался ей громом небесным.

Глава 9

Футболка. Хлопчатобумажные брюки. Бахилы высокие – завязать на щиколотках. Первая пара перчаток. Тайвек – все отделение молится на Евгения Андреевича, он добился, что комбинезоны у всех вот эти, одноразовые белые, а то в желтых тело совсем не дышит. Правда, на Евгения Андреевича и в желтых молились бы тоже.