Пески Марса. [Перевод (полный) Н.И. Яньков]

Когда станция полностью исчезла, Гибсон перебрался на дневную сторону корабля, чтобы запечатлеть удаляющуюся Землю. Это был огромный, тонкий полумесяц. Пройдет добрый час, прежде чем Земля станет заметно меньше, и за это время она снова превратится из Новой в Полную.

Ну вот и все, подумал Гибсон. Там, внизу, вся моя прошлая жизнь и жизнь всех моих предков, вплоть до первой капли желе в первобытном море. Ни один колонист или исследователь, отправляющийся в плавание со своей родной земли, никогда не оставлял после себя столько, сколько я оставляю сейчас. Под этими облаками лежит вся человеческая история; скоро я смогу мизинцем закрыть то, чем владеет человек и все, что его искусство спасло от времени.

Этот резкий переход от известного к неизвестному был почти равносилен смерти. Обнаженная душа  должна, оставив все свои сокровища позади, выйти в эту темноту и ночь.

Гибсон  долго еще стоял на наблюдательном посту. Через час «Арес» наконец достиг скорости убегания и оторвался от Земли. Заметить это было нельзя. Нельзя было сказать, что этот момент наступил и прошел, потому что Земля по-прежнему господствовала в небе, а моторы продолжали издавать приглушенный отдаленный гром. Им потребуется еще десять часов непрерывной работы, прежде чем они выполнят свою задачу и замолчат до конца путешествия.

Когда этот момент настал, Гибсон уже спал. Внезапная тишина, полная потеря даже той небольшой гравитации, которой корабль наслаждался последние несколько часов, вернули его к сумеречному ощущению осознания происходящего. Он мечтательно оглядел темную комнату, его взгляд наткнулся на узор из звезд в рамке иллюминатора. Они, конечно, были совершенно неподвижны. Невозможно было поверить, что «Арес» сейчас удаляется от орбиты Земли с такой скоростью, что даже Солнцу не под силу удержать его.

Сонный, он потуже затянул ремни, чтобы не уплыть в комнату. Пройдет почти сто дней, прежде чем он снова почувствует вес тела.

Глава 3.

 Тот же самый узор звезд заполнял иллюминатор, когда колокольный перезвон, раздавшийся из корабельной системы громкой связи, пробудил Гибсона от сравнительно спокойного сна без сновидений. Он поспешно оделся и поспешил на смотровую площадку, гадая, что же случилось с Землей за ночь.

Очень неприятно, по крайней мере для жителя Земли, видеть в небе сразу две Луны. Но вот они рядом, бок о бок, обе в своей первой четверти, и одна примерно вдвое больше другой. Прошло несколько секунд, прежде чем Гибсон осознал, что он смотрит на Луну и Землю вместе — и еще несколько секунд, прежде чем он наконец осознал, что меньший и более отдаленный полумесяц был его собственным миром.

«Арес», к сожалению, пролетал далеко от Луны, но даже при этом она была более чем в десять раз больше, чем Гибсон когда-либо видел с Земли. На неровной линии, отделяющей день от ночи, отчетливо виднелись переплетенные цепи кратерных колец, а неосвещенная часть Луны была слабо видена в падающем на него отраженном свете Земли. Конечно… 

Гибсон внезапно наклонился вперед, гадая, не обманули ли его глаза. И все же в этом не было никакого сомнения: среди этого холодного и слабого мерцания, ожидая рассвета, до которого оставалось еще много дней, горели, как светлячки в сумерках, мельчайшие искорки света. Их не было там пятьдесят лет назад; это были огни первых лунных городов, говорящие звездам, что жизнь наконец пришла на Луну после миллиарда лет ожидания.

Осторожный кашель из ниоткуда прервал размышления Гибсона. Затем, слегка усиленный репродуктором, голос заметил в разговорном тоне:

— Если мистер Гибсон соблаговолит пройти в столовую, он найдет там тепловатый кофе и немного кукурузных хлопьев, еще оставшихся на столе.

Он поспешно взглянул на часы, — совершенно забыл о завтраке — небывалое явление. Без сомнения, кто-то отправился искать его в каюте и, не найдя там, вызвал через систему громкой связи корабля.

Когда он со сконфуженным, видом вплыл в кают-компанию, то обнаружил, что экипаж занят техническим спором о достоинствах различных типов космических кораблей.

 Пока ел, Гибсон наблюдал за маленькой группой спорящих мужчин, фиксируя их в своем сознании, отмечая их поведение и особенности. Конечно, Норден представил всех, но это лишь навесило ярлыки; пока же они не были для него определенными личностями. Любопытно было думать, что еще до окончания путешествия он, вероятно, будет знать каждого лучше, чем большинство из своих знакомых на Земле. На борту крошечного мира «Ареса» не могло быть никаких секретов и никаких масок.

В этот момент говорил доктор Скотт. (Позже Гибсон поймет, что в этом не было ничего необычного.) Он казался несколько азартным, склонным, ради провокации, рассуждать о предметах, в которых мало понимал.

Самым удачливым его оппонентом был Брэдли, специалист по электронике и коммуникациям — суховато-циничный человек, который, казалось, получал сардоническое удовольствие от словесной пикировки. Время от времени он вставлял в разговор реплику-бомбу, останавливающую Скотта, но не надолго.