Пески Марса. [Перевод (полный) Н.И. Яньков]

Когда Гибсон вернулся в свою комнату, он был совершенно измотан, психически и физически. Норден был чересчур добросовестным гидом. Да, хотел бы Гибсон знать, что думают эти люди о его творчестве!

Он лежал на своей койке, разбираясь в своих впечатлениях, когда раздался деликатный стук в дверь.

— Черт, — тихо сказал Гибсон. — А это еще кто? — продолжал он чуть громче.

— Это Джим… Спенсер. Мистер Гибсон. Радиограмма.

В комнату вплыл юный Джимми, неся конверт с печатью офицера связи. Гибсон подумал что единственный человек на корабле, который не знает содержания  радиограммы, это он сам. Догадаться  о чем письмо было нетрудно и Гибсон внутренне застонал. Некуда было спрятаться от Земли, она могла достать тебя даже на краю вселенной.

Сообщение было кратким и содержало только одно лишнее слово:

NEW YORKER, REVUE DES QUATRE MONDES, LIFE INTERPLANETARY ХОТЯТ ПО ПЯТЬ ТЫСЯЧ СЛОВ КАЖДЫЙ.

ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕДАЙ ПО РАДИО В СЛЕДУЮЩЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ. ЛЮБЛЮ. РУФ.

Гибсон вздохнул, без «люблю» можно было обойтись.

Он покинул Землю в такой спешке, что не успел попрощаться со своим агентом Руф Голдштейн, если не считать торопливого телефонного звонка. Но ведь было совершенно ясно сказано, чтобы его оставили в покое на две недели. Конечно, это никогда не имело никакого значения. Руф всегда  делала как считала нужным. Ну что ж, в кои-то веки он не позволит себя запугивать, и она, черт побери, может подождать, он заслужил отпуск.

Гибсон схватил блокнот и, пока Джимми демонстративно смотрел куда-то в сторону, быстро написал:

ИЗВИНИ. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ПРАВА УЖЕ ОБЕЩАНЫ ЮЖНО-АЛАБАМСКОМУ СВИНОВОДУ И ПТИЦЕВОДУ-ЛЮБИТЕЛЮ.

ПОДРОБНОСТИ ПРИШЛЮ В СЛЕДУЮЩЕМ МЕСЯЦЕ. КОГДА ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ОТРАВИТЬ ГАРРИ? ЛЮБЛЮ. МАРТИН.

 Гарри — литературный псевдоним фирмы «Голдштейн и Ко» — умник, рожденный зря, по мнению Мартина.

Гибсон был счастливо женат на Руф уже более двадцати лет, в течение последних пятнадцати из которых он не переставал напоминать, что они нуждаются в переменах, и что все это не может продолжаться дальше.

Слегка выпучив глаза, Джимми Спенсер исчез с этим необычным сообщением, оставив Гибсона наедине со своими мыслями. Конечно, когда-нибудь ему придется приступить к работе, но пока его пишущая машинка была спрятана в трюме, где он не мог ее видеть. Ему даже захотелось прикрепить к ней один из этих ярлыков «не нужен на борту», или «выкинуть за борт», но он мужественно устоял перед искушением. Как и большинство писателей, которые жили не только на свои литературные доходы, Гибсон ненавидел начинать писать. Но как только он начинал, — все шло как по маслу… иногда.

Его отпуск длился уже целую неделю. Земля стала всего лишь самой яркой из звезд и вскоре должна была затеряться в сиянии солнца. Было тяжело поверить в то, что он когда-либо знал какую-то другую жизнь, кроме этой маленькой замкнутой вселенной, которой был «Арес». И экипаж состоял уже не из Нордена, Хилтона, Маккея, Брэдли и Скотта — а из Джона, Фреда, Ангуса, Оуэна и Боба.

Он уже успел узнать их всех, хотя Хилтона и Брэдли он никак не мог понять (обладали странной сдержанностью). Люди с разными характерами, почти единственное, что их объединяло, - это интеллект. Гибсон сомневался, что у кого-то из них коэффициент интеллекта был меньше 120, и иногда его охватывало смущение, когда он вспоминал экипажи, которые представлял себе для некоторых своих вымышленных космических кораблей. Он вспомнил мастера-пилота Грэхэма из «Пяти лун слишком много» — все еще одного из своих любимых персонажей. Грэхэм был крут (разве он не пережил однажды полминуты в вакууме[8], прежде чем смог добраться до своего скафандра?) и регулярно оприходовал бутылку виски в день. Он резко отличался от доктора Ангуса Маккея, доктора философии, F.R.A.S.[9], который обычно тихо сидел в углу, читая комментированное издание «Кентерберийских рассказов» и время от времени потягивая молоко из тубы.

Ошибка, которую сделал Гибсон вместе со многими другими писателями в 50-е и 60-е годы, заключалась в предположении, что не будет принципиальной разницы между космическими и морскими кораблями и между людьми, которые будут ими управлять. Конечно, параллели были, но их было гораздо меньше, чем контрастов. Причина была чисто технической, и ее следовало предвидеть, но популярные писатели середины века пошли по легкому пути и попытались использовать традиции Германа Мелвилла и Фрэнка Дана, там где они совершенно не годились. Ведь техническая подготовка экипажа космического корабля предусматривала гораздо более высокий уровень, чем даже тот, который требуется в авиации, не говоря уже о флоте.