Пески времени

– Самоубийство – смертный грех, – сказал священник. – Жизнь тебе подарил Господь, дочь моя, и только он может решать, когда она должна закончиться. Ты молода. Впереди у тебя целая жизнь.

– Для чего она мне? – зарыдала Тереза. – Чтобы страдать еще больше? Мне невыносимо терпеть эту боль. Я больше не могу!

– Иисус вытерпел боль и умер за всех нас, – мягко произнес священник. – Не отворачивайся от него.

Доктор закончил осмотр и сказал Терезе:

– Все не так страшно. Постарайся не думать о плохом, побольше спать и как следует есть. – Доктор погрозил пальцем. – И никаких глупостей.

На следующее утро Тереза заставила себя подняться с постели, но когда вошла в гостиную, мать обеспокоенно воскликнула:

– Зачем ты встала? Ведь доктор сказал…

– Мне нужно в церковь, – оборвала ее Тереза. – Я должна поговорить с Господом.

Мать пребывала в нерешительности.

– Я пойду с тобой.

– Нет. Я должна сделать это одна.

– Но…

– Пусть идет, – кивнул отец.

Глядя, как дочь, подавленная, выходит из дому, она простонала:

– Что теперь с ней будет?

– То одному Богу ведомо, – горестно вздохнул отец.

Войдя в такую знакомую церковь, Тереза направилась к алтарю и опустилась на колени.

– Я пришла в Твой дом, чтобы сказать Тебе, Господи, как презираю Тебя: презираю за то, что уготовил мне родиться уродиной; презираю за то, что сделал мою сестру красавицей; презираю за то, что позволил ей отнять у меня любимого. Я плюю на Тебя.

Последние слова были произнесены так громко, что находившиеся в церкви люди обернулись, а потом в гробовом молчании смотрели, как Тереза поднялась с колен и поплелась к выходу.

Тереза представить не могла, что может быть так больно. Боль была просто невыносимой. Она не могла ни о чем думать, не могла ни есть, ни спать. Мир казался ей окутанным туманом и каким-то нереальным. Воспоминания вспыхивали в сознании Терезы подобно кадрам из фильма. Вот они с Раулем и Моник гуляют по пляжу в Ницце.

– В такой чудесный день я не прочь искупаться, – сказал Рауль.

– Я бы с радостью, но Тереза не умеет плавать.

– Я не против, если вы искупаетесь, а я подожду вас в отеле.

Тереза так радовалась, что Рауль и ее сестра поладили.

А вот в небольшой гостинице неподалеку от Кань-сюр-Мера.

– Омары сегодня особенно хороши, – сказал метрдотель.

– Я закажу порцию, а вот нашей бедной Терезе нельзя: у нее аллергия на морепродукты.

Сен-Тропе.

– Я так скучаю по верховой езде. Дома я выезжал на прогулку каждое утро. Не хочешь покататься со мной, Тереза?

– Я… я не езжу верхом, Рауль.

– А вот я не против составить тебе компанию, – сказала Моник. – Обожаю лошадей.

И они отсутствовали все утро.

Судьба подбрасывала ей сотни маленьких знаков, но Тереза не заметила ни одного. Она была слепа, потому что сама этого хотела. Она не обращала внимания ни на взгляды, которыми обменивались Рауль и Моник, ни на невинные прикосновения рук, ни на шепот и смех.

«Как я могла быть такой идиоткой?»

По ночам, если Терезе все же удавалось заснуть, она видела сны: всегда разные, но в то же время одинаковые.

Рауль и Моник в поезде, обнаженные, занимаются любовью. Поезд проходит над глубоким каньоном, мост рушится, и все пассажиры разбиваются насмерть.

Обнаженные Рауль и Моник лежат в постели в гостиничном номере. Рауль кладет на прикроватный столик сигарету, комнату охватывает пламя, и Тереза просыпается от предсмертных криков влюбленных.

Рауль и Моник падают со скалы… тонут в реке… погибают в авиакатастрофе…

Сны всегда разные. И в то же время одинаковые.

Родители Терезы пребывали в панике: видели, как чахнет их дочь, но не знали, как ей помочь. Долгое время она не могла проглотить ни куска, потом вдруг начала есть. Она ела постоянно и, казалось, никак не могла насытиться. Она быстро набрала прежний вес, но продолжала есть и полнеть, и скоро стала совсем тучной.

Если родители пытались заговорить о ее состоянии, она отвечала:

– Теперь со мной все в порядке. Не стоит беспокоиться.

Тереза продолжала жить, словно ничего не случилось: как и прежде, спускалась в город, ходила по магазинам и делала все то, чем занималась прежде. Каждый вечер она ужинала вместе с родителями, а потом читала или шила. Она выстроила вокруг себя невидимую крепостную стену и сделала все, чтобы до нее никто не мог достучаться. «Ни один мужчина не захочет на меня даже взглянуть, никогда».

Со стороны могло показаться, что у Терезы все прекрасно, но на самом деле она все глубже погружалась в пучину отчаяния и одиночества. Даже окруженная людьми, она словно сидела на единственном стуле в пустой комнате пустого дома в совершенно пустынном мире.

Прошло немногим больше года с того дня, как Рауль бросил Терезу, когда ее отец собрался в Авилу.

– У меня есть там дела, – объяснил он Терезе, – но будет и свободное время. Почему бы тебе не поехать со мной? Авила – премилый городок. Тебе пойдет на пользу развеяться, уехать отсюда на некоторое время.

– Нет, спасибо, папа.

Взглянув на жену, он вздохнул:

– Что ж, ладно.

В гостиную вошел управляющий:

– Прошу прощения, мисс Фосс: для вас письмо.