Песнь Бернадетте. Черная месса

– Зачем вы смущаете меня, Вера? Разве вы не видите, что все во мне…

Он потянулся к ее рукам, лежащим на столе, но не посмел их коснуться.

– Когда вы пришлете ко мне мальчика? Расскажите что-нибудь о нем! Скажите, как его зовут!

Вера посмотрела на него с удивлением:

– Его зовут Эммануил.

– Эммануил? Эммануил! Разве вашего покойного отца звали не Эммануил? Красивое и неизбитое имя. Я жду Эммануила завтра в пол-одиннадцатого у себя, то есть в министерстве. Без трений не обойдется. Будут большие затруднения. Но я все возьму на себя, Вера. Я приму решительные меры…

Она снова стала холодной и отодвинулась.

– Да, я знаю, – сказала она. – Мне сообщили об этих затруднениях. Теперь в Вене даже при высокой протекции…

Он не хотел ее слушать. Он судорожно сжал пальцы.

– Не думайте об этом! У вас нет причин верить моим обещаниям, но даю вам слово: дело будет сделано…

– Все-таки это в вашей власти, господин заведующий…

Леонид понизил голос, будто хотел выведать тайну:

– Расскажите же, расскажите мне об Эммануиле, Вера! Он талантлив. Иначе и быть не может. В чем он силен?

– В естествознании, я думаю…

– Могу себе представить. Ведь ваш отец был великим ученым. А какой он, Эммануил?.. Я имею в виду – как он выглядит?

– Он выглядит так, – ответила фрейлейн Вормзер с некоторой резкостью, – что вам не придется стыдиться за вашу протекцию, чего вы, вероятно, боитесь.

Леонид посмотрел на нее озадаченно. Он прижал ладонь под дых, будто хотел побороть волнение.

– Я надеюсь, – выдавил он из себя, – что он похож на вас, Вера!

Ее взгляд медленно наполнялся пониманием и удовлетворением. Она затягивала неопределенность:

– Почему Эммануил должен походить на меня?

В ажитации Леонид прошептал:

– Я просто убежден, что он – ваша копия.

Выдержав длинную паузу, Вера наконец произнесла:

– Эммануил – сын моей близкой подруги…

– Сын вашей подруги?.. – запинаясь проговорил Леонид, прежде чем понял смысл этих слов.

Снаружи громко зазвучала залихватская румба. Лицо Веры стало пугающе жестким. Заметно было, что она с трудом сохраняет спокойствие.

– Моя подруга, – сказала она, – моя близкая подруга умерла месяц назад. Она лишь на девять недель пережила своего мужа, знаменитого ученого-физика. Его замучили до смерти. Эммануил – их единственный ребенок. Его доверили мне.

– Это ужасно, действительно ужасно, – сказал Леонид после короткой паузы.

Но он не чувствовал дыхания этого ужаса. Он постепенно осознавал суть, испытывая неописуемое облегчение. У меня нет ребенка от Веры. У меня нет семнадцатилетнего сына, за которого я должен отвечать перед Амелией и перед Богом. Благодарю тебя, Господи, все останется по-старому. Все мои страхи, все страдания сегодняшнего дня были чистым воображением. Я встретился с возлюбленной, которую обманул восемнадцать лет назад. Только и всего! Трудная ситуация – и грустная, и неприятная. Но говорить о неискупленной вине – преувеличение, высокий суд. Я не какой-то Дон Жуан, это единственная история подобного рода в долгой, почти безупречной жизни. Кто бросит в меня камень? Сама Вера об этом больше не думает, она современная, независимая, свободомыслящая женщина, она находится в гуще кипучей, деятельной жизни и очень рада, что я не взял ее тогда с собой.

– Ужасно то, что происходит, – повторил он почти ликующе. Он встал, склонился к руке Веры и прижался к ней горячими губами в долгом поцелуе. К нему вернулось свойственное ему красноречие. – Клянусь вам, Вера, что к сыну вашей подруги я буду относиться как к вашему сыну. Не благодарите меня. Это я должен вас благодарить. Вы великодушны, вы одарили меня…