Песнь моряка

Эта громадная животина стояла на якоре в полутора милях от Миддлтона, удовлетворенно бултыхаясь на грязной морской лужайке. С подветренной стороны к ней были привязаны несколько дюжин маленьких корейских плоскодонок – они прижимались к ржавому корпусу, словно выводок грязных поросят к огромной свиноматке. На вершине приземистого крана у миделя спорадически вспыхивали фейерверки, а где-то в кишках слышалась богомерзкая какофония из электрического визга и хрюканья.

Билли со своим обычным презрением посмотрел в гудящее небо:

– Ты мигай, звезда ночная. Фигня. Если бы чертов Гринер не отобрал у меня пиротехнику, я бы им показал звезду ночную.

– Там играет корейский рок-н-ролл, – счел своим долгом просветить их Грир. – Мы его ловили с Радистом.

– Ты не передумал тусоваться с этими азиатами, Кармоди? – (Ржавый плавзавод напомнил Вилли мусоровоз из Джуно.) – Как-то я не ссусь от этой элегантности.

– Ага, Карм, – согласился Арчи. – Тут не знаешь, что хуже – шум, вонища или вид этой гадости. Надо было обувать резиновые сапоги.

Арчи перед этим порылся у себя в рундучке и был теперь одет в коричнево-бежевые туфли, розовую рубашку, галстук-боло, а поверх этого – в спортивный пиджак с длинными лацканами и единственной пуговицей – он чувствовал себя слишком нарядным.

– Друг мой Арчи, тебе никогда не приходило в голову, что это наша обязанность – показывать бедным языческим козявкам немного стиля?

Кармоди надел белый шерстяной пуловер и новые красные подтяжки; он походил на Санта-Клауса в отпуске, без шубы и бороды. Он поставил один из моторов на реверс так, что лодка теперь медленно качалась у линии плоскодонок, и потянулся к мегафону:

– Смотрите. Вот там павлин с пером возится с пиротехникой, видите? Судя по одежде, я бы сказал, что он капитан этого барака… любитель терпуга, если не путаю. Эй, «Стрела»! Мы видели ваши огни. У нас подарки. Вы капитан, сэр? Как поняли?

– О, поняли, – отозвалась фигура в свой мегафон. – Все поняли. Как называется ваше элегантное судно?

– Оно называется «Лот 49»[55], но я твердо решил его перекрестить, как только найдется имя.

– Весьма элегантное судно. Похоже на кобру с распущенным капюшоном. Можем мы назвать вас «Коброй»? У нас в журнале?

– Зовите хоть горшком, только не ставьте в печь, капитан.

– Тогда приветствую вас, «Кобра». – Он поднял двухлитровый кувшин с сакэ. – Приходите к нам на пра-а-аздник!

Павлин с пером был тщедушный человек с тонкими черными бровями, а речь его перемежалась безумным скутным хихиканьем, которое мегафон только усиливал. На нем был длинный, видимо, церемониальный халат с корейским инь-яном на спине и белыми шелковыми подолами, заправленными в зеленые резиновые сапоги. Перо на голове оказалось венком славы на древней фуражке британского офицера. Оно забавно подпрыгивало в такт шатаниям капитана.

– Это старая адмиральская фуражка, – заметил Кармоди слегка раздраженно. – Как у Нельсона при Трафальгаре.

Грира сей непотребный вид раздражал не меньше, чем Кармоди:

– При этом задом наперед.

– Может, у узкоглазого голова задом наперед. Нельс! Кинь нам веревку с какой-нибудь из этих плоскодонок. Всем приготовиться на борт.

Хихикая и повизгивая в рупор, капитан с пером приказал вывалить выстрел и спустить клеть. В лифт забились все, кроме Билли. Кальмар не желал участвовать в этой добрососедской миссии из-за пристегнутого к его запястью кейса. Даже корейцы знали, что он означает.

– Передайте узкоглазым, что, если хоть одна их бутылочная ракетка с муравьиной мочой упадет в опасной близости от меня, я объявлю это актом агрессии и отбуксирую их прямо в ООН. Я шесть семестров подряд учил в Беркли международное право, так им и передайте!

Что Нельс и сделал, когда вся компания выгрузилась на борт. Не сказать что это произвело впечатление на пьяненького капитана ржавого корыта. На него вообще не произвел впечатления ни один из предметов гордости этих янки: ни мешок терпугов, ни новая лодка, ни спортивный пиджак Арчи. И только когда гостей провели вниз под палубу, стало ясно почему. Внутренность старого ржавого корыта оказалась настолько же современна и фантастична, насколько внешность – обшарпана и захудала: это был настоящий дворец, замаскированный – кто знает из каких хитрых и непостижимых дипломатических резонов – под плавучую трущобу. Помпезный капитанчик настоял на обширной экскурсии по тому, что он называл своим «скромным судном», от сверкающей холодильной и консервной операционной на корме до гранд-кают-компании на носу. Последняя была напыщенной и огромной, как спортивный зал, к ней прилагался полноценный бар, музыканты и подвижные гейши в традиционной раскраске. Крутился диско-шар, вспыхивали и гасли бумажные фонарики. По паркету танцпола кружилось больше сотни моряков. Проницательный наблюдатель мог заметить, что традиционная красно-белая раскраска гейш охватывает их тело до талии – настолько мало на некоторых оставалось одежды. Грир только и мог, что стоять и таращиться.

– Держите меня, моны, – стонал он, – а то я им щас сдамся.