Читаем Песнь моряка полностью

Билли лежал в куче книг, как в гнезде, всосав углом надутого рта длинную прядь волос. Он читал, ковыряя в ухе бриллиантовым крестиком. При всей его пробивной силе и заботах о всеобщем благе, к Билли трудно было относиться с симпатией. Но, нравился вам этот прохиндей или нет, никто никогда не сомневался в его уме. Потому Псы и выбрали его своим президентом. После апатии, вызванной увядающим интересом Айка к этой должности, и после эксцентричной какофонии, сопровождавшей регентство Грира, члены ордена решили, что ум для них важнее популярности. И хотя Кальмар, пожалуй, и впрямь широко использовал клубные связи для своих дилерских дел, именно он избавил организацию от множества налипших на нее проблем с законом. Вдобавок его слегка глумливая мудрость служила для Псов философской костью, которую так интересно было погрызть. Не кто иной, как Билли, отвадил от Ордена движение Нищебродов как раз в то время, когда этот чужеродный культ нигилизма вдруг начал набирать популярность в самых обездоленных слоях Битых Псов. Билли сказал, что если делегация хочет ехать в округ Колумбия и участвовать там в идиотской Нищебродовской демонстрации самоубийств, то ему насрать, пусть едут, но если, ради Христа, они хотят представлять там Битых Псов, то пусть найдут способ получше, чем сосать эти застрели-меня охладители!

– Это же стрихнин с кураре, – издевался он над братьями. – Вы не откинетесь задешево. Вы получите такие мерзкие судороги, что даже Си-эн-эн не покажет вас в репортажах. Если вам приспичило все кончить, сделайте это стильно, перережьте друг друга ножами, например! Не теряйте песьей гордости, даже если вы надумали откинуть лапы. И еще не забывайте: живой нищеброд всяко лучше мертвого.

Айк осторожно приблизился, чуть звякнув бокалами.

Гнездо Билли было устроено с подветренной стороны у правого борта. Он так и лежал животом вниз на тех же носилках, на которых его занесли на борт, подпертый сооружением из подушек и спасательных жилетов, чтобы можно было опираться на локоть и читать. Сейчас он таращился в нечто в мягкой обложке под названием «Эффект как эффект виртуальности». Глаза его горели. Полукругом на расстоянии вытянутой руки от Билли располагалось все, что ему было нужно: лампа на гнущейся ножке, мухобойка, блокнот, дымящаяся сигарета в забитой окурками пепельнице, коробка швейцарского шоколада. Стилумный чемоданчик все так же был пристегнут к его запястью и по-прежнему тикал, несмотря на то что успел поработать в Скагуэе спасательным буйком. Билли утверждал, что карточка-ключ находится в Куинаке, во владении загадочного азиата, явившегося к нему однажды ночью с мешком налички и тем профинансировавшего скагуэйскую экспедицию.

Придвинув палубный стул, Айк сел в изголовье Кальмарова гнезда. Коротышка никак не показал, что заметил. Он со злобным шелестом перевернул страницу и цапнул из коробки кусок шоколада. Сунул его в рот и продолжил свое сердитое чтение. Осторожно установив тарелку с палтусом перед собой на поручень, Айк налил в бокалы вино. Билли взял бокал, выпил до дна и, не отрывая взгляда от страницы, протянул за добавкой.

Айк забыл принести вилку, но палтуса все равно легче есть руками, как жареную курицу, а на длинную острую кость хорошо накалывались куски салата Вилли. Корабль плыл, и они молчали. Вода шелестела под стилумным корпусом, гладкая и ручная с тех пор, как Кармоди передал управление компьютеру. Чипам «Лоранава» в рулевой рубке все эти каналы, течения, отмели и впадины были давно и хорошо известны.

Билли вновь протянул бокал. Айк вылил в него остатки рислинга и швырнул бутылку через плечо. Позади раздался громкий всплеск, Билли поднял взгляд и сказал:

– Хорошая мысль! Весь балласт за борт. – Он отправил книгу вслед за бутылкой. – Ты принес сосиски? Или я так и буду лежать и слушать, как ты хрустишь морковкой?

– Вилли говорит, что тебе нужно есть овощи.

– Вилли – из Техаса. Откуда, блин, ей в Техасе знать, что мне нужно?

Выудив из карманов обе банки, Айк протянул их Билли:

– Она говорит, что раньше работала медсестрой.

– А я говорю, что раньше работал врачом. Мы оба, вероятно, врем, но я, по крайней мере, не из Техаса. Если бы человеку полагалось есть овощи, как ты думаешь, Бог дал бы ему вот это?

Вытянув шею и открыв рот, Билли продемонстрировал Айку длинные клыки и закинул за них сосиску.

– Да, конечно, венские сосиски – самый мясной продукт: требуха, колесная мазь и крысиные хвосты.

Чтобы сменить тему, Айк указал подбородком за борт, куда плюхнулась книга:

– Как я понимаю, ты не согласен с виртуальным эффектом Эффекта?

– В три раза хуже того, чем они забивали головы раньше, могу тебя уверить. Чистый Бак Роджерс[54]. – Резко поведя рукой, Билли раскидал кучу книг. – Научная фантастика. Для детей. Зато я вспомнил, почему бросил МИТ.

– Ты же говорил, что был в «Калтеке».

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века