Песнь моряка

Поначалу, естественно, Айк пытался вернуться в это мирно-сонное состояние. Казалось бы, чего проще – в сонном режиме пребывала вся команда. Особенно Грир. Химический возбудитель, который он надеялся добыть из чемоданчика Кальмара Билли, работал лишь после стыковки со второй половиной стимулятора, имевшегося только в Куинаке. Таким образом вечно изнуренный партнер Айзека проводил большую часть времени на узкой койке под палубой, в полуотрубе. Арчи Каллиган был равнодушен к скуту, но пребывание в «Бьюлаленде» так его умотало, что чаще всего его можно было найти на камбузе, где он храпел, прислонясь к водогрею. Юный трудолюбивый Нельс Каллиган хотя бы старался держаться вертикально, опираясь на поручни верхнего мостика и подавляя зевоту в ожидании приказов капитана. Но капитан и сам был не так чтобы живчиком. Никогда еще за все десять лет, что они работали вместе, Айк не видел старого рыбака таким расслабленным и вялым.

Отчасти виновата была новая лодка: автопилот «Лоранав» был специально запрограммирован для этих берегов, прост в обращении, слушался голоса и находился в постоянном контакте с морскими и небесными спутниками. Любой десятилетка, имея при себе мышку и карту береговой полосы, мог скомандовать: «Из Джуно в Куинак на пятнадцати узлах» – и смотреть себе дальше в очки «Слитман». Это было превосходное судно, построенное во времена, когда еще строились корабли для высокотехничной рыбной ловли. Когда-то оно, должно быть, стоило полтора миллиона, а то и больше, только это было до протечки на «Трезубце». Кармоди оно досталось за малую часть этой суммы.

Но дело было не только в круизном корабле. Старый корнуоллец подобрал себе отличную круизную компаньонку. Вольная Вилли из Вако, может, и не столь современная и шикарная, как новая лодка, была столь же проста в обращении. Нетрудно понять, почему Кармоди торопился так медленно. Для старого моремана наступил давно заслуженный отпуск с новой подружкой. Все на борту радовались ее обществу, кроме Билли Беллизариуса, который так глубоко погрузился в мысли о недавней стычке с Гринером, что не мог радоваться ничему вообще. За эти несколько дней плавания все узнали, что Вилли хороший работник и способный матрос, а вдобавок она вываливала перед ними целый библиотечный филиал неприличных историй и скабрезных словечек – южный филиал. В путешествии умещалось много приятных минут, много выпивки и смеха, игр и еды.

Особенно еды. Айк иногда думал, что Кармоди выбрал себе эту шикарную лодку не столько из-за компьютерно-сенсорных, навигационных и рыболовных прибамбасов, сколько из-за прибамбасов камбузных. Или только из-за них. Старый рыбак куда больше времени проводил у кухонных панелей, чем у компьютерных.

– Рыбу надо есть абсолютно свежей, – постановил Кармоди. – Я обожаю свежую рыбу, господи, в камбуз прямо из воды. Сколько лет я отбивал себе задницу, вытаскивая этих ублюдков? И ей-богу, я не помню, чтобы хоть раз съел на ужин настоящую правильную свежую рыбу. Воистину я чувствую, что Бог лишил меня самого важного!

Размер живота этого человека говорил об обратном: средняя часть его была воистину огромной, круглой, розовой и гладкой, как бритый шар его же головы, и такой же твердой. Обхват талии стал для Кармоди достижением целой жизни, наполненной тяжелым трудом и хорошим аппетитом, щедро сдобренными выпивкой и танцами при первой же возможности. Полученным таким образом пузом – плодом почти семидесяти лет усилий – он был знаменит, им он гордился. Оно служило ему тем, чем борцу сумо служит его ки, то есть центр. Это был его верстак, опора для ростров, таль. И вот теперь, пока они ползли по морю, он стоял посреди камбуза, опершись этим самым пузом о круглый кедровый стол, и рубил на куски десятифунтового палтуса.

– Рыба вообще не возражает, чтобы ее ловили и ели, – объяснял Кармоди, – но только пока она свежая.

Эта рыба была свежее некуда: остатки жизни еще мерцали в ее странных глазах, а тело дергалось на столе, хотя большие его куски уже шипели на сковородке в сливочном масле и рубленой петрушке.

– Рыба знает свою рыбью правду жизни. Ее съедят. Такова их судьба с самого начала, от мала до велика, чтобы их съели. Но рыба возражает против того, чтобы ее портили. Если я тебе нужна, поймай меня; если не нужна – оставь меня в покое. Когда-то всем был очень нужен китовый жир – вы слышали, чтобы киты жаловались? Они понимали, что смазывают колеса прогресса. Они и не думали жаловаться до тех пор, пока не выяснилось, что их жир больше никому не нужен, никакому прогрессу, и теперь мы скармливаем его котам. И тогда они организовали «Гринпис». Потому что у рыб своя гордость. Одно дело – смазывать гироскоп боевого корабля, и совсем другое – кормить домашнюю кошечку.

– Киты, вообще-то, не рыбы, мистер Кармоди.