Орден Битых Псов купил эти пять акров во времена, когда трава была зеленой, а энтузиазм и желание построить Приют для Бездомных Щенков сильны и кипучи. Этот кусок земли всегда считался бесполезным среди банкиров и застройщиков – даже среди азиатов, которые скупали и строили все и везде, – но Битые Псы оказались прозорливее. Они разглядели, что каменистый склон может стать идеальным местом для их раскрученного до небес щенячьего проекта. Верхняя треть участка спускалась под углом к неровной полосе деревьев и Колчеданам, образуя отличный пустырь, – будет где повозиться бедным сироткам. Из земли круглый год бьют ключи – можно пить, а можно валяться в грязи. Для вынюхивания и выкапывания подойдут лемминговые норы, притаившиеся в запутанных перекрестьях дорожек среди больших базальтовых камней, а с самого холма открывался ясный красивый вид на юго-восток и северо-запад: сиди и вой себе на луну, когда она катится мимо полным и ярким галопом. Но самое главное: участок был дешев. Расположен удобно и близко от центра, притом, что ни одна недвижимая сука не собиралась его застраивать. Слишком круто и неустойчиво. Единственной постройкой на поляне была самая первая, еще деревянная городская водонапорная башня: после многолетних оползней теперь можно было прямо с земли ступить на помост у задней стенки большой бочки, однако к такому же помосту спереди приходилось по-прежнему забираться по лестнице из двадцати ступеней. Настолько неустойчиво. Да, участок предлагал многодолларовый вид на бухту, но при постройке дома пришлось бы поднимать переднюю дверь на двадцать-тридцать футов над землей, чтобы соединить ее с задней горизонтальным уровнем пола. Юным собачьим лапам горизонтальный пол был ни к чему, и клуб рассудил, что наклонное основание приюта пойдет им только на пользу – пусть тренируются. Так они купили этот участок, и оставалось еще достаточно денег, чтобы начать строить этот их песий загон милосердия.
Первыми на пути благородных намерений встали камни. Продраться через зазубренные пласты оказалось намного труднее, чем представлялось заранее. Сломав два гусеничных трактора и один экскаватор, миссис Херб Том заметила:
– Как истуканы с острова Пасхи: тащишь голову, а потом выясняется, что под землей закопано целое туловище.
Клуб потратил весь День труда и прилегающие выходные, прокладывая грунтовую дорогу между зубчатыми выступами, чтобы хотя бы возить материалы от конца Кук до стройплощадки. Результатом этих усилий стала не дорога, а ее жалкое подобие. Она петляла мимо несдвигаемых валунов, как рваная грязная змея, но проехать по ней все же было можно. Однако на следующую ночь после того, как дорогу закончили, по склону Колчеданов прошелся несильный толчок. Три и шесть или четыре балла. Ерунда. Вот только наутро выяснилось, что дороги больше нет. Ее покрывал свежий дерн из ярко-зеленой травы и гаультерии. Все росшее над дорогой попросту сползло вниз, дабы прикрыть неприглядную рану.
К концу лета энтузиазм Битых Псов улетучился. Никто, естественно, не захотел покупать у обескураженных членов клуба этот кусок земли, и через некоторое время он столь же естественно стал последним пристанищем для их усопших. Сначала для четвероногих, но в один июньский день выяснилось, что место подходит и тем Псам, кто передвигался вертикально, но умер слишком поверженным и не мог позволить себе лучшее место.
Бедный помешанный немой по имени Слюнявый Шпиц Боб стал первым двуногим членом клуба, удостоенным захоронения на священно-собачьей земле Битых Псов, хотя сказать, что он передвигался вертикально, значило бы погрешить против истины. У Слюнявого Боба не было пальцев на ногах, колени застыли в постоянном полусгибе, а позвоночник ниже ребер полностью закостенел. Ходил он, склонившись так низко, что спутанная борода часто мела землю. Одна и та же катастрофа повредила ему ум, колени и спину. Никто даже не знал его настоящего имени. Слово «Боб» размещалось на воротнике его рваной футболки, а щетинистая борода и бакенбарды предполагали родство со шпицами. Никто не знал и его истории, хотя жалобный скулеж, который он поднимал всякий раз, когда в поле зрения появлялось большое краболовное судно с неустойчивыми башнями из крабовых ловушек, ободранное до мяса ледяными арктическими водами, позволял членам клуба предположить, что произошло с этим человеком. Чем меньше в морях королевского краба, тем злее воды, в которых приходится работать ловцам. Переживших краболовную трагедию узнать нетрудно. Спины им калечат упавшие башни из тяжелых обледенелых ловушек. Колени не выдерживают удара о воду. Пальцы на ногах замерзают, распухают, гниют и отваливаются после нескольких дней плавания в спасательном контейнере. И какой ум не последует вскоре за изломанным телом?