Песнь моряка

На следующий день она позволила Гарри схватить игрушку. Он нырнул с ней на самое дно. Когда он вновь всплыл на другом конце бассейна, оказалось, что он ее жует. Всерьез жует резинку! К концу часа он вновь приблизился к девушке и теперь явно пытался повторять движения ее рта. Девушка тихонько шептала что-то одобрительное. Выбравшись из кресла, она встала на четвереньки у самого края бассейна – видимо, для более интенсивного обмена информацией со своим vis-à-vis. Она учила Гарри жевать резинку!

Леонард наблюдал за этой сценой из-под своего тента с таким волнением и страстью, что чувствовал себя вуайеристом. Завтра он непременно закажет камеру, надо задокументировать столь беспрецедентный акт близости. Не то чтобы он надеялся, что у морского льва получится настоящий пузырь, – это чушь. Губы и зубы ластоногих недостаточно ловки и развиты. Но видеозапись их отношений может стать вполне достаточной основой для диссертации, а то и для гранта Барри Лопеса[84]. Никто никогда еще не описывал такой контакт, так быстро, так близко… И тут он увидел кое-что еще. Нет, если точнее, не увидел. Ибо эта пара вдруг совершенно замерла. Они застыли, глаза в глаза, жалкая дюжина дюймов отделяла лицо животного от лица девушки. Их заставило замереть это что-то, которого он не видел. Оба перестали жевать – рты широко открыты, куски резинки вывалились наружу. Как будто загипнотизированы, заперты во взаимном плену, как специальный компьютер с разделенным процессором. На миг Леонард безотчетно представил, что и в самом деле слышит сдвоенный гул жестких дисков, со свистом перекачивающих информацию. Затем так же внезапно связь оборвалась. Девушка отпрянула и что-то промычала. Гарри в свою очередь откатился назад движением мощным, изящным и глубоко трагичным, после чего исчез под вздыбившейся водой. Он всплыл у запертой двери своего логова и стал ждать, пуская по воде пузыри и не оглядываясь.

На мокрых досках у края бассейна лежали два куска жевательной резинки. Девушка подобрала их, отошла и встала у калитки. Леонард Смоллз выбрался из-под тента и поспешил к ней с карточкой-ключом. Девушка с отсутствующим видом скатывала два куска в один розовый мячик.

– Надеюсь, ты не собираешься жевать их вместе. – Слабая попытка замаскировать изумление шуткой. – А то подхватишь от Гарри какую-нибудь заразу, он же из грязного Лос-Анджелеса, да и вообще…

Девушка не засмеялась. Она повернулась к нему движением столь же изящным и глубоким. Лицо оказалось вровень с его, глаза в глаза. И Леонард увидел, какие они драгоценно-карие – карие, словно расколотый гранат, и поразительно таинственные. Потом сквозь этот экзотический карий он увидел поток другого, куда более знакомого коричневого цвета, коричневую грязь Южной Калифорнии, коричневое небо округа Ориндж сочится сквозь грязные пальмы, разъедает плитки патио, суккуленты, суставы и шею рабочего, который чистит воду в бассейне… все огорожено стеной из коричневых брусьев и коричневой штукатуркой, и нет горизонтов… нет глубин, нет высот, только рубленый кальмар в ржавом коричневом ведре. Солнце луна красный резиновый шар? Все тот же шар коричневого цвета катится и катится, кругом и вокруг, повторяя одну и ту же безмолвную жалобу, точно кольцо тускло-коричневой магнитной ленты.

Леонард Смоллз тряхнул головой так сильно, что хлопнула борода. Когда ужасное видение рассеялось, он понял, что остался один. Калитка распахнута – девушка открыла ее сама. Он прикрыл глаза рукой и долго всматривался, пока не увидел ее на причале. Он следил глазами, как она шла через парковку съемочной группы, как заводила свой мотовелосипед, потом так же из-под руки он смотрел ей вслед, пока она не исчезла за морским утесом, заменившим фасад консервного завода.

Гарри в бассейне все пускал пузыри, дожидаясь, когда его впустят в его искусственную морскую нору.

– Прости, старина. Я не знал. Откуда мне было знать?

Гарри ждал у ворот, не высказывая своего мнения… большие выпуклые зеркала его глаз расширяли бассейн до всей безграничной водной среды.

18. Дестри снова в седле [85]

Оконечность Колчеданного мыса исчезла за кормой, и Кармоди с тяжелым покорным вздохом воткнул в щель чип с направлением к дому. Рептильный нос корабля повернулся на несколько градусов к северо-западу и встал на курс. Моторы включились в радостное гудение, огромная машина словно улыбалась стилумной улыбкой, показывая пенные зубы: «Мммм, какие вкусные чипы».

Айк тоже радовался чипу. Не только потому, что это означало самый быстрый и эффективный путь к дому, – что-то тяжелое и громоздкое наконец оторвалось, высвободилось и вышло наружу. Так и Кармоди наконец признал, что эта проклятая современная чиповая хрень выше его понимания, а раз Кармоди не может ее изучить, вряд ли он когда-нибудь сможет ее обыграть, а раз он не может ее обыграть, то и хрен с ней.

– Пойдем на полном автомате. Будем сидеть и смотреть, как играет это автопианино.