Читаем Песнь моряка полностью

Айку понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: это витрина кегельбана. Бывшего, поправил он себя. Похоже, это был единственный городской элемент, не вернувшийся в первоначальное состояние. Из широкого окна исчезла вывеска «КЕГЛИ С ПИВОМ», равно как и засиженный мухами легион кегельных кубков. На их месте красовалась мультяшная карта. Ее установили на более вычурном основании, чем во время демонстрации в кают-компании «Чернобурки», и покрыли еще одним полупрозрачным слоем. Альтенхоффен медленно заехал на пустой тротуар, и карта выросла прямо над капотом, как голографический пейзаж в игровых компьютерных гонках. Бедный Мозг открыл у машины верх:

– Ну и как, крыша не едет?

Южный причал стал длиннее в два раза и был запружен счастливыми голографическими туристами: они ловили рыбу, ныряли с аквалангами, запускали змеев и любовались птицами. Их многоцветные лица и этническая одежда давали понять, что они прибыли со всего земного шара, дабы насладиться этими бодрящими занятиями.

– Похоже на воскресный мультфильм «Мир с Христом», – такова была оценка Грира.

Голограмма лыжного подъемника доставляла улыбчивые мультяшные физиономии на вершину ледника, а голограмма тобогана во весь дух неслась вниз. Мультяшные физиономии свешивались с ручных планеров и скакали на банджи. Они носились на водных лыжах по воде и на дюноходах по песку. Они толпились на грубоватой мультяшной Главной улице, полной сувениров и призов, счастливые, как лохи во времена старых добрых ярмарок.

– Ха, ну и прожектерство. – Кармоди уже насмотрелся. – Как, черт побери, они собираются тащить сюда этих больших мотов, если до ближайшего глубоководного порта сотня миль?

– Так вот же аэропорт, мистер Кармоди! Главный аэропорт. – Альтенхоффен снова кивнул на карту.

Голографический «конкорд» заходил на посадку, из окна торчала физиономия пилота, улыбающегося взлетно-посадочной полосе. Она тянулась по другой стороне бухты – там, где жил Кармоди.

– Вот, значит, какая игра. Они надумали оттяпать мою землю? А вот хрен!

– Нет-нет, это неразработанная территория рядом с вашей землей, вдоль Утиного. Армейский инженерный корпус уже здесь, прилетели после полудня, занимаются сейсмикой. Все вполне пристойно…

Кармоди хмыкнул и покачал головой:

– Чистое прожектерство, я говорю, только у меня от одного этого вида пересохло в горле. Айзек, я же видел, как ты заныкал бутылку. Я считаю, нам всем надо принять для храбрости.

Пока виски ходил по кругу, Айк изучал карту. Наконец он нашел в верхнем слое дорожный мизинец, утыкающийся в водонапорную башню. Он был теперь отполирован и покрыт асфальтом – наманикюрен, – а площадку, на которую он указывал, очистили от мусорных гор. Вместо них на гребне красовался кондо-курорт.

– Они промахнулись мимо твоего жилья, Майкл, – мрачно заметил Грир, – зато на наше с Айзеком уселись прочно.

– Я все равно уверен, что все это дым из бутылки, но интереса ради можно поднять шум. Полный назад, Альтенхоффен! Где эти нервные потерянные толпы, которые нам были обещаны?

Однако, подъехав к Дому Битых Псов, они не нашли там никаких толп – ни нервных, ни спокойных. Большое дощатое крыльцо было пусто. От этого зрелища лицо Грира расплылось широкой улыбкой облегчения, продержавшейся ровно до той секунды, пока они не поравнялись с двойной железной дверью в большой зал. Тут его настроение упало, а лицо вытянулось. Толпы были в зале. Шум от дюжин бурных перепалок лился через эти двери и обрушивался на их открытую машину, как волны на моторную лодку.

Парковочное место президента занимал длинный лимузин. Не тот, что брался напрокат у Тома. Новый «торнадо», гладкий и серебристый, как спутниковая база. Даже стекла серебрились.

– Влезай рядом с этим ублюдком, – скомандовал Айк. – Поместишься.

Альтенхоффен бросил на него тревожный взгляд:

– На всякий случай, Айзек, это «императорский торнадо», самый дорогой турбо «Тойоты». Такой есть у папы рим…

– Ничего, поместишься. Если что, можешь царапать. – После мультяшной карты и последнего глотка ирландской храбрости Айк снова был готов танцевать. Грир прав: не надо ничего забирать из трейлера. Язык – оружие, и он бывает злее нагана. – В следующий раз этот голливудский прыщ дважды подумает, прежде чем занимать место президента Клуба Битых Псов!

– Вот это настрой, дорогой Айк! – Кармоди и сам заводился все сильнее от мысли о самолетах, которые будут приземляться на его любимый желоб. – Полный вперед, и к черту «торнадо».

Альтенхоффен втиснулся между большой машиной и крыльцом, оставив с обеих сторон пару жалких дюймов. Открыть обе двери было невозможно, но у них был выдвигающийся верх, а как будут забираться внутрь своей машины пассажиры лимузина, никого не волнует. На крыльце виски еще раз прошел по кругу, после чего Айк закрутил бутылку и сунул в заплечный мешок; миновало немало лет с тех пор, как он всерьез поднимал куда-то народ, и не исключено, что до конца вечера ему понадобится для храбрости еще несколько пинков.

На крыльцо им навстречу вышел Норман Вон с глазами желтыми и несчастными, как у провинившейся собаки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века