Читаем Песнь моряка полностью

Херб Том уже сворачивал свое вступительное слово. Насколько Айк разобрал, это была шаткая резонерская конструкция, призванная соединить вместе традиции и эксклюзивность: Херб владел единственным в городе прокатным агентством и был, очевидно, убежден, что эта традиция должна продолжиться. Когда он закончил, зал пофыркал символическими аплодисментами; следующим был Чарли Рыбный Садок. Чарли сказал, что самое главное, по его мнению, – держаться вместе, быть честными друг с другом и не иметь тайн. Битые Псы в ответ зарычали. Брат во Псах Мардж Босуэлл пожелала знать, почему в таком случае брат Чарли якшается с «Морским вороном», несмотря на то что эти подлые сукины дети втихаря от других продали половину клубного дома? После чего взбаламутились пра. Они потребовали разъяснить им дополнительный пункт, который Битые Псы включили в свой вариант договора, – а именно что они откажутся от претензий на свою половину собственности только при условии, если им предоставят право обеспечивать охрану будущего тематического парка аттракционов, причем эксклюзивно. Мардж ответила залпом новых вопросов:

– Разве «Морской ворон» не оговорил отдельно, что только вам одним разрешено продавать пра-артефакты и сувениры? Почему же тогда вам не нравится, что только мы одни будем обеспечивать охрану? Мы уже целый месяц этим успешно занимаемся.

– Именно это я и хотел сказать! – во весь голос согласился Том Херб, снова вскакивая на ноги. – Прежде всего традиции, это самое главное: сохранить традиции.

До Айка постепенно начинало доходить, что большая часть этих споров сводилась к тому, что каждый хотел быть уверен: когда начнут резать жирный новый пирог, они гарантированно получат тот же кусок, который, согласно традиции, получали всегда, а может, и побольше. У него стали возникать нехорошие предчувствия относительно речи, на которую его подбил Альтенхоффен. Он явился весь в мыле бороться с распродажей, а теперь вдруг задумался, не может ли быть так, что борьба проиграна, пирог продан и осталось только решить, как его резать.

Еще до того, как он успел сформулировать эту мысль, Норман Вон постучал, требуя тишины, и жестом пригласил Айка подняться на трибуну:

– Сядь, Чарли. Утихни, Мардж. Давайте послушаем, что нам скажет отец-основатель. Десять минут, Айзек.

Айк поднимался на трибуну, задумчиво опустив голову. Он долго не начинал говорить, и это выглядело так, будто он мучительно соображает, с чего начать. Жужжание разговоров в зале стихло, сменившись любопытством. Эти долгие мучения были давно придуманным трюком – способом выстроить спектакль и одновременно дать людям успокоиться. Ибо он прекрасно знал, с чего начнет – со старого проверенного временем вступления. Еще в школе он выучил наизусть несколько абзацев из книги по американской истории. За декламацию этого текста он получил первый приз на конкурсе чтецов среди юношества: двести баксов и бляшку с золотой лопатой, которую сразу продал. На что он потратил деньги, он уже забыл. Но никогда не забывал эти абзацы. Он использовал большие и малые куски из них для вступлений к своим речам почти на всех митингах. Это зажигало безотказно. Когда в зале стало достаточно тихо, он поднял голову:

– Вы… испуганная толпа, что застыла на перекрестье дорог!

Голос звенел колоколом, что для Айка стало почти такой же неожиданностью, как и для слушателей. Хорошо, что он не прикончил бутылку, – он был у самого края, а то и за ним.

– Вы противитесь независимости и не ведаете, что творите: вы открываете дверь вечной тирании. Я говорю вам: рассуждать о дружбе с теми, кому наш разум запрещает доверять и кого наши страдания, проникая через тысячи пор, приказывают нам ненавидеть, – безумие и глупость. И есть ли причина надеяться, что ненависть иссякнет и на ее месте возникнет любовь?

Он окинул взглядом изумленный зал. Он указал рукой на стену, у которой, вытаращив глаза, сидел Кларк Б. Кларк с командой стряпчих:

– Вы говорите нам о гармонии и примирении, но способны ли вы вернуть времена, что давно в прошлом? Возможно ли вернуть проститутке ее прежнюю невинность?

Он повернулся к толпе «Морского ворона»:

– Есть раны, которых природа не прощает, иначе она перестала бы быть природой. Как не может мужчина простить того, кто надругался над его возлюбленной, так и земле никогда не простить своих насильников.

Затем к Битым Псам, неловко заерзавшим от того, к чему клонит их знаменитый отец-основатель:

– Всемогущий наделил нас этими неугасимыми чувствами ради добрых и мудрых целей. Они стражники наших сердец. Они отличают нас от простого животного стада. Общественный договор будет попран и справедливость исчезнет с лица земли, стоит нам стать безучастными к проявлениям этих чувств. Грабитель и насильник избегут наказания, если раны, нанесенные нашей сущности, устанут взывать к отмщению.

Он глубоко вдохнул, прежде чем обрушить величественный финал на самые задние ряды, где его слушали с ошеломленными и восхищенными лицами Вилли, Каллиганы и мальки. Алиса тоже бросила изучать этот чертов потолок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века