Читаем Песнь моряка полностью

В уединении своего кабинета над прачечной она сбросила маску и принялась рассматривать себя со всей серьезностью. Какая же лицемерная дрянь обнаружилась под этим резным бесстрастием! Что за мерзкая клоунада! Как можно быть тупой марионеткой в кривых руках общественного мнения ее родного города? Ей было плевать на мнение Сан-Франциско, притом что расфуфыренные гусыни, с которыми она водила там знакомство, относились к ней куда критичнее; и ей было плевать на мнение уютного тупичка в Ла-Хойе. Только здесь, в этом культурном отстойнике! Она обращалась с Кармоди как последняя хамка, устроила дурацкое шоу, хотя по-честному нисколько не сердилась на старого повесу. Она даже не поговорила с ним по-человечески об этой большой блондинке. Виллимина Хардести была такой же разрушительницей их семьи, как Майкл Кармоди – неверным мужем. Мистеру и миссис Кармоди досталось нетипичное и лучшее, чем у многих пар, партнерство в основном потому, что они с самого первого рукопожатия понимали: их брак основан на практической необходимости и бюрократической выгоде, все остальное – подливка. Дела шли хорошо, эксцессы сходили на нет. Кармоди перестал швыряться покерными деньгами, когда на него наваливалась тоска одиночества; Алиса бросила вливать ежевечерние порции алкоголя в топку своего гнева. Жизнь и стиль обоих смягчились, что с удовлетворением отметил город, и особенно это касалось Атвязного Алеута Алисы. И вот пожалуйста… пожалуйста: все тот же выпускной парад, и ты скромно шагаешь за городским оркестром.

– К черту, – посыл относился и к ней самой, и к оркестру. – Мне надо выпить, и плевать на отвязность. Лучше сойти с ума, чем ходить на цыпочках, как заморыш.

Текила была давно допита, как и остатки медовухи Старого Норвежца. Была еще бутылка, найденная на этой неделе в прачечной, – забытая каким-то пустоголовым пра «Бешеная собака». Алисин организм не выносил этого дешевого портвейна даже во времена самых тяжелых запоев. Нужно же где-то проводить черту. Но «Херки» закрыт, впереди трудная ночь, а в шторм сгодится любой дешевый порт.

Перед первыми глотками она зажмурилась, словно надеясь таким способом отключить вкус. Наконец в голове загудело, она поставила бутылку обратно на полку со стиральными порошками и вернулась наверх. Скинула туфли и стащила с себя наряд, больше подходящий для деревенских танцев, чем для городского собрания. Он состоял из верха в красно-белую клетку, как на старомодной скатерти, и пышной плотной юбочки, из-под которой торчали во все стороны мириады рюшей и оборок. Алиса раскопала этот костюм в Кетчикане, на благотворительной распродаже фонда «Пионер», шутки ради; она надела его на собрание как вызов.

После душа она влезла в широкие теплые штаны и завернулась в старую рубашку Кармоди из клетчатой фланели. Рубашка махрилась у манжет, от оставшихся пуговиц не было толку из-за растянутых петель, зато с лихвой хватало объема, с учетом пуза Кармоди. Обе полы оборачивались больше чем до половины вокруг Алисиной тонкой талии.

Она открыла «Гейторид»[95], села, скрестив ноги, на матрас и прислонилась к стене так, чтобы над согнутыми коленями видна была книжная полка. На этих полках у нее жили старые знакомые, надежные друзья, уже проведшие вместе с ней немало трудных ночей. Отвязная Зора Нил Хёрстон[96] лучше всех помогала в первые ночи после того, как Алиса бросила крепкое. А Юдора Уэлти[97] с ее отличным слухом и ясным веселым взглядом была отличным спутником для перехода через любую черную полосу. Но для этой ночи нужно что-то более классическое. Более вечное. Она выбрала «Елену в Египте» Хильды Дулитл[98]. После нескольких страниц холодных, как ледяная стружка, стихов об античных забавах Елены и Ахилла Алисе стало не хватать уюта, и она сходила вниз за Чмошкой. Еще через несколько страниц, убедившись, что ни теплый щен, ни холодная поэзия на нее не действуют, она опять отправилась вниз, теперь за «Бешеной собакой».

Она читала, пила и гладила спящую собачью голову примерно час, пока не услыхала, как во двор заезжает машина. Должно быть, кто-то из команды Шулиных поклонников привез девушку домой. Придя в себя после увлечения Айзеком Салласом, эскимосская девушка выступила с отличным дебютом на молодежной сцене Куинака. На съемках вокруг нее кольцом вились мальки из массовки, внимая ее болтовне. Среди ее ухажеров числились даже такие знаменитости, как братья Каллиган, а им уже было почти двадцать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века