Песнь моряка

Она не улыбнулась, и он стал опять нарезать сыр. Она все пыталась урезонить себя и свой алебардовый язык, но внутри по-прежнему все кипело. Он думает, милая удачная игра, карты у пояса. Hors d’oeuvres и минеральная вода из Франции. Ну, мы еще посмотрим на эту дрянь…

– Ладно, Саллас, я считаю, пора выкладывать карты на стол. Что ты хотел сказать этим пинком насчет «прекрасного сына»? Хватит ходить на цыпочках…

Он дорезал сыр, разложил кусочки на крекеры и воткнул нож в доску. Разлил остатки портвейна из ее бутылки в два пластиковых стакана и добавил минеральной воды. Сделал шаг назад, чтобы можно было прислониться к стене напротив складного стола и смотреть ей в лицо.

– Я хотел сказать, Лулу думает, что они пытались ее убить. Говорит, что ее накачали успокоительными и оставили в доме Лупов одну с открытыми дверьми.

– Зачем?

– Чтобы ее съели медведи. Или свиньи. Но она проблевалась от таблеток и слегка пришла в себя.

– Не то, идиот, я спрашиваю, ради бога, зачем?

– Чтобы забрать землю, например…

– Землю? Ох, ради Христа и святых уго… Слушай, Лулу заперли одну в доме Лупов, чтобы она просохла от наркоты и немного пришла в себя! Это известно всему городу. У нее же не рожа, а сплошной синяк. Ты понимаешь, что я говорю? Художник такой Синь-як, Поль. – Айк ничего не ответил, и она продолжала: – Я хочу сказать, какой смысл? На Лулу у Ника вся надежда, если он хочет получить кусок земли папы Лупа. Старый Омар ненавидит Ника еще больше, чем ты. Если Лулу убьют, это будет пошел в зад, зятек.

Айк ответил не сразу, хмуро глядя на пузыри у себя в стакане. Она с трудом расслышала его шепот:

– Старого Омара уже убили, Алиса. Мы с Гриром сегодня днем вытащили его неводом.

– Он утонул?

– Ага, утонул.

– Тогда из чего, черт побери, ты заключил, что его убили? Омар никогда не был крепким моряком, а этот старый буксир, на котором он возил свою задницу, вообще рулетка.

– Он был завернут в пластиковую пленку, Алиса. А к члену прицепили кегельный шар. Какая уж тут крепость.

– Есть же еще наследники-братья.

Он покачал головой:

– Боюсь, уже нет. Они улетели давным-давно с какой-то загадочной миссией для корпорации «Чернобурая лиса», и с тех пор никто о них ничего не слышал. Думаю, эти наследники уже разбились и закопаны.

– Честное слово, Саллас… ты сходишь с ума вместе с Лулу. – Ее шепот становился нежнее и мягче, хотя безумный блеск в глазах оставался острым, как обсидиан. Ради всех святых, как можно не слышать? Как можно не видеть? Неужели он не замечает, с каким отчаянием ее рука поставила пустой стакан рядом с разделочной доской?

– Я не знаю, Алиса. Честное слово. Я знаю, что в тюрьме Ник был очень злым и мстительным. И в немалой степени опасным. Он часто говорил, что его мордовали и гнобили еще до рождения и что он не успокоится, пока не расквитается.

– Мы все можем стать очень злыми и мстительными, – возразила она, – есть от чего. Посмотри на этот мешок дерьма, который оставили нам предки. Как тут не стать… и посмотри на себя самого, на все, что ты устраивал! Что это было, если не мстительность?

– Черт возьми, Алиса, это был мой ребенок!

– А это не мой ребенок? Послушай, Саллас, ты долбал меня все эти годы – из-за того, как я веду дела, из-за моей семейной жизни, даже из-за того, лять, как я одеваюсь, – но я и подумать не могла, что ты заведешь ту же волынку из-за того, как я…

– Алиса, я ни слова не сказал о…

– Тебе не надо ничего говорить, я не слепая. Но мне и в голову не могло прийти, что ты станешь судить меня за то, как я вырастила собственного сына!

– Ш-ш-ш-ш. Я не собирался тебя судить. Я только хотел ска… господи, женщина, это не твоя вина, что Николас родился таким, каким родился, или там, где родился, или что у него не было отц…

Она вцепилась в него раньше, чем он успел договорить это слово, прямо в лицо, шипя и царапаясь, как та кошка из банки. С ножом, как вдруг понял Айк. Складной нож опустился ему на ключицу дважды и с такой силой, что онемела половина груди. К счастью, нож падал рукояткой вперед – Алиса была так захвачена своей бешено-собачьей яростью, что не соображала, как схватила нож, лезвием вверх или вниз.

– Алиса! – Он сжал ее руку до того, как она успела ударить в третий раз. Другая рука вцепилась ему в щеку и в ухо. – Алиса, бешеная сука, если ты…

Договорить он опять не смог: ее колено прошлось по бедру и зверски ударило в живот. Когда он согнулся пополам, она вцепилась зубами ему в макушку. Он вырвался, резко дернувшись, выпрямился, повалил ее спиной на крышку стола и так держал, просунув ногу ей между бедер, чтоб она снова не ударила его коленом. Он развел ее руки в стороны и сильно давил на запястья, пока нож не упал в разбросанные куски сыра. Их лица были настолько близки и напряженны, что глаза вполне могли работать сварочной дугой.