Песнь моряка

Оставалась еще треть книги – значит, можно взять третью «Корону». Но последняя бутылка оказалась с фокусом – ее пустую засунули в упаковку. За полиэтиленовым пакетом с плесневелым салатом Алиса нашла вино с содовой. Открутив пробку, она сморщила нос и принюхалась – искусственная черника. Алиса вернулась к книге, но почему-то ей стало неудобно на кровати Салласа. Компактный альков был слишком компактным. Она вынесла бутылку с книгой на улицу и села на алюминиевые ступеньки. День был тихим. Дым тлеющей свалки свисал с ветвей дерева, как обрывки грязных флажков. Две собаки на той стороне двора, расправившись с макаронами, свернулись вместе под кустом гаультерии. Щен уткнулся мордочкой в ребристую грудь старого пса и смотрел сны о добрых временах, когда рядом была мама и мамино молоко. Марли не спал – терпеливо лежал с пустыми глазами, словно старый дядюшка, которого попросили присмотреть за ребенком.

В ветках тсуги над их головами очень тихо сидели три вороны, словно боялись разбудить бедную сиротку. На самом деле, Алиса знала, они ждали, когда заснет Марли, чтобы спикировать вниз и подобрать из ракушечника кусочки заблудших спагетти. Она глотнула вина с содовой и вернулась к финалу сказки.

С приближением рассвета длинный дом погрузился в тишину. Девы залезли обратно под семейные одеяла, словно никогда оттуда не выходили. Мужчины храпели в неведении. Незнакомец уселся на расписном ящике с драгоценностями, принадлежавшем вождю, словно этот ящик уже был его собственностью. Чужак плотно закутался в длинную накидку, лицо повернуто к дверям.

Все остальные в длинном доме спали, не считая старой бабушки. Когда вернулся незнакомец, она проснулась и снова завела свою мрачную песню. Она раскачивалась туда-сюда и бормотала, не сводя глаз со спины незнакомца. Он не обращал на нее внимания. Он ждал, глядя на дверь. Скорее всего, он ждал других солдат своей армии теней. Тшшш! Какое ей теперь дело. Ее время прошло. Она стара. Ее магические таланты в театре теней столько времени были единственным ее достоянием, но теперь разбита и эта магия. Скоро разобьется и она сама. Она раскачивалась все сильнее, замотав себе лицо, чтобы можно было выть громче, как вдруг от неожиданного стука воздух застыл у нее в горле.

Бум! Бум! Бум! Кто-то стучал в большую дверь. Храбрецы вскочили на ноги и прыгнули за гарпунами. Девы, дрожа, вцепились друг в дружку. Бум! Бум! Бум! И дверь с бумканьем распахнулась.

Пришел Имук. Он стучал в дверь огромной резной костью. Он запрыгнул в переполошившийся дом, втащил в него свою корзину и запел. Он пел Песню Потлача.

Вот вам финиш, вот конец!
Вот вам потлач, все равны!
Траве – огонь,
Лягухе – мясо,
Могиле – семя.
Всяк приди, высок и низок, полный и пустой,
Всяк приди, богат и беден, раб и господин.
Потлач вот, один на всех,
Бух в костер – и нет его.

Выхватив из корзины лучковое сверло, он бросил его в костер. Вспыхнули искры, огонь разгорелся ярче.

Он взял кремневые сверла и стукнул ими друг о друга.

Мои инструменты как лишние руки —
Бух в костер – и нету их.

Букеты искр обрадовались деревянным рукояткам. Имук опять зарылся в корзину.

А вот мои ложки, черпалки и кружки,
Ложки-черпалки, пока только палки,
А были бы ложки для всех понемножку —
Бух в костер – и нету их.

Люди уже молили, чтобы он прекратил. Это же утварь – она пригодится зимой.

– Стоп! – крикнул Гаугауни, вождь племени. – Тебе так нельзя!

Но Имук все бросал в огонь свои творения.

– Что это? – спросил златоволосый незнакомец. – Что он делает?

– Дурак решил объявить потлач, – сердито объяснил вождь. – Это ничего не значит. Такое можно делать только человеку, у которого есть настоящее сокровище и он готов принести его в жертву. Стоп, рабчонок! Ты зря переводишь свое добро…

Юноша отскочил так, что вождь не мог его достать, и принялся бросать в огонь резные игрушки.

А вот бобренок из сосны
С острющими зубами,
А вот утенок, чтобы пить,
С агатными глазами.
В костер, в костер, смотрите!
Вот я, Имук, я лучше всех,
Нет мне средь вас подобных…

Мальчик бросил в костер пустую корзинку. Теперь у него не осталось ничего, кроме резной кости. Он поднял ее повыше, и Люди уставились на нее с большим интересом. В прыгающем свете огня, точно живые, мерцали и кружились зверьки.