Песнь моряка

– Я прошу лишь немного еды, – сказал незнакомец, а его зеленые, как море, глаза шарили по всему длинному дому, останавливаясь на молодых женщинах. – Не могут ли ваши девы поделиться со мной кусочком?..

Стряхнув с себя оцепенение, вождь приказал женщинам дать гостю столько еды, сколько тот сможет съесть. Потом спросил, не желает ли гость чего-нибудь еще.

– Разве только твердого пола, – сказал незнакомец, а его глаза все так же перескакивали с одного смущенного лица на другое, – чтобы спать.

– И мягкой девы, чтоб спала рядом, – пробурчала старуха из своего закутка с тенями в дальнем конце длинного дома. Имук понял, что бабушке тоже не нравится пришелец.

Она прошептала это совсем тихо, но незнакомец услышал. Он повернулся к старухе, глаза вспыхнули. Она выдержала его взгляд, и в тот же миг воздух между ними треснул и запах кремнием. Не сказав ни слова ни вождю, ни остальным, незнакомец зашагал через весь длинный дом к старой женщине.

– Итак, бабушка, – сказал он. – Я вижу у тебя лампу и барабан. Ты умеешь показывать танцы теней?

– Иногда, – проворчала она. – Во время бури, утихомирить детей.

– Покажи их нам сейчас, – предложил он ей. – Мы увидим, есть ли магия в твоих тенях.

– Тшшш! – прошипела она. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Я не твоя скво!

Но тут ее окликнул вождь:

– Делай, что он сказал, Навозная Торба. Всякий, у кого есть глаза, видит, что этот храбрец королевских кровей, возможно царь вождей. Повинуйся ему.

Старуха неохотно повернулась к идущему от лампы свету:

– А вот лягух, скачет и поет, ибо дождь его не пугает. Прыг-скок, прыг-скок! Ибо дождь его не волнует…

– Ну тогда, – перебил незнакомец, сложив свою руку так, чтобы на барабан упала тень, – это большая саламандра, она глотает лягушонка. А-а-ам! А-а-ам! И ничего теперь его не волнует.

Лягух исчез в челюстях саламандры. Дети весело захлопали, взрослые тоже засмеялись. Имук заметил, что бабушке это не нравится.

– Ну, вот тогда, – запела она, – большая цапля, что хватает саламандру. Клюв – кремниевая стрела, шея – натянутая тетива. Вниз бросается и… раз, раз…

Клюв теневой птицы задрался кверху, чтобы вонзиться в ящерицу, но та мгновенно превратилась в большую тень с длинными зубами, острыми ушами и выгнутым хвостом.

– Тогда это лис Каджорток, – сказал незнакомец довольно приятным голосом, – он свернет тонкую бедную цаплину шейку, ка-а-рик!

Что и было сделано.

– А тогда, – прошипела старуха, – это Скри, рысь, что вспорет лису брюхо…

Что и было сделано.

– А тогда, – возразил человек, – это Аморок, волк, что переломит рыси хребет.

И это тоже было сделано.

– Очень хорошо, – сказала старуха. – А вот тогда великая медведица… великая белая медведица с далекого белого севера… что снесет волчью голову с плеч своей медвежьей лапой!

Она произнесла эти слова торжествующе, ибо знала, что никому на земле не справиться с великой северной белой медведицей.

Человек лишь улыбнулся.

– Ну а тогда, – сказал он, – это Коутулу, Дракон Большой Волны с дальнего берега огненного моря!..

Он соорудил из темноты громадное и ужасное нечто, тварь, которую никто из племени никогда не видел, даже в самом страшном грибном сне. У нее были длинные изогнутые когти, рога вдоль всей спины и неровная зияющая зубастая пасть. Эта пасть и открылась сейчас, чтобы проглотить тень медведицы.

– Коутулу, Поднимающий Волну, что приходит, когда морская пена краснеет от крови новорожденной девочки, и выедает внутренности всех медведиц, черных, бурых и белых, оставляя лишь пустые шкуры.

Ужасная пасть смяла медвежью тень.

– А вот, – продолжал он, не давая старухе прийти в себя от потрясения, – это Ах-хару, двухголовый Водяной Омп, что ходит по дну океана вертикально, как человек, и никогда не спит, одна его голова бодрствует днем, другая – ночью. И вот Тсагаглалал, Та, Кто Смотрит Из-за Угла, у нее глаза на стеблях и яд в ногах, как у сороконожки. А это Пайу, Водяной Червь, чье лицо – гниющие кишки, каждый его выдох плодит опарышей, а вдох высасывает насмешливые сердца из мальчиков, что стали бы мужчинами, но не имеют силы…

И почудилось Имуку, что эти последние слова предназначались ему и лишь ему одному. И отвернулся он от барабанной кожи, и посмотрел в лицо человеку: зеленые глаза его были как два водоворота, скручивали мальчику живот, кружили голову, засасывали внутрь… внутрь, в глубокий зеленый холод. Когда же вращение остановилось, Имук очутился в лесу качающихся водорослей. Вода была плотной и тоскливой. Медленно проплывали темные фигуры, туда-сюда вокруг большого белого трона. Трон был в форме раковины.