Читаем Песнь моряка полностью

Алиса подумала было побежать к лифту и рассказать девочкам об убийстве молодого морского льва – может, надо позвать рейнджера или еще кого, – но невидимое солнце уже нырнуло за горизонт, и пещера опять превратилась в тусклое месиво зловонного рева.

Она допила «Юкон-Джек» и направилась обратно к туннелю. Будучи по природе чистюлей, она положила пустую бутылку в мусоросборник у дверей лифта. «Зло живет в этом мире под любым меридианом, – вспомнила она слова Квикега[52], пока ждала лифта, – уж лучше я умру язычником. Но можно быть хотя бы аккуратным». Столько лет прошло…

«Самурай» обогнул небольшой пригорок перед мотелем, и тут изумленному взгляду Алисы предстали три студийных серо-белых фургона, запаркованные среди кипрея на пустом участке. Новейшие турбометановые «мерседесы», работавшие, как она слышала, на дерьме и дрожжах и стоившие каждый по сто тысяч. Итак, триста тысяч баксов высокорентабельных железяк, подумала она с кривой усмешкой, стоят в тех же сорняках, где всего несколько часов назад ползал наш низкорентабельный Папа-папа. Это было выше ее понимания. Как может какое угодно предприятие тратить столько денег и одновременно рассчитывать на прибыль, особенно с этой дурацкой детской киношкой о никогда не существовавших людях в никогда не бывшие времена? Компьютерный мультик – может быть, но не настоящий фильм с настоящими актерами. Весь шарм истории о Шуле в том, что это фантазия, не реальность. Потому ничего и не вышло из римейка диснеевского «Маугли» с настоящими зверями: никому они не нужны, настоящие медведи, пантеры и змеи, как бы храбро, мудро или заковыристо они ни разговаривали. От настоящих зверей слишком много бардака, которого в наше время всем и без того хватает. И потом, где директор по кастингу собирается искать девицу столь же ясноглазую, невинную и красивую, как Шула из книжки? Или калеку-храбреца, маленького Имука, или добрую нелепую бабушку? Мультяшки – да, но не живые актеры. Взять хотя бы духа морского льва: кому ни поручи эту роль, он обречен стать обычным накачанным рэмбоидом, столь же реальным, как мясной «Макнаггетс».

Тем не менее, когда она объехала крайний коттедж, направляясь во двор своей конторы, все они были здесь, словно спрыгнули со страниц только прочитанной книги, пробежали вперед и теперь ждали, когда же она приедет. Здесь был и старый вождь в настоящей эскимосской парке и сапогах из оленьей кожи, и его жены, что стояли с покорными лицами по обе его руки, не спуская глаз с выводков детей, цеплявшихся за их юбки. Здесь же герой-калека, мальчик лет пятнадцати в инвалидном кресле, – читал газету сквозь очки в роговой оправе, – а при нем старая остроглазая бабушка с большим животом, выпиравшим из незастегнутой парки. А это, конечно, Шула… сидит на деревянном порожке перед номером 5, в юбке из оленьей кожи и такой же блузке, волосы заплетены в две косы, как у Покахонтас на старых литографиях, когда она встречает Джона Смита. Только эта девушка красивее, и лицо аутентичнее – широкое и открытое, скулы как лесная роза или как небо на рассвете и монгольские миндалевидные глаза. Инупиатка, подумала Алиса. Или юпичка. Все настоящие, с какого-то севера, и далеко, очень далеко отсюда.

Алиса заглушила мотор и вышла из машины – в руке щенок, старый пес хромает позади. Толпа незнакомцев наблюдала, как она идет к ним через весь двор, но не пыталась заговорить. И только ее сын Ник вышел из прачечной ей навстречу:

– Мама. Я обзвонил весь город. Мы уже собирались бить стекла.

– Простите, – сказала Алиса. – Мне надо было съездить к Салласу в трейлер проведать этого старого дурня. Простите все. Нужно было просто ломать дверь и входить.

Никто не ответил. Судя по виду, ожидание не слишком их утомило или разозлило. Кажется, они не поняли ни слова из того, что она сказала.

– Кто говорит по-английски, а кто нет, – прошептал Ник. – Старуха – точно нет.

– Господи. Не может быть. Но как же они будут говорить свои реплики? – Алиса теперь тоже шептала.

– Будут шевелить губами, а диалоги мы продублируем потом.

– Невероятно. Я и не думала, что такие еще остались.

– Мы собрали весь каст от сиротки со старухой и до свет-девицы – хороша, правда? – одним забросом. Нашлись в Баффинсе, это все одна семья. Да ладно, мама, признай. Попали мы в Шулу-шоу или промахнулись?

– Да, кажется, у вас есть все, – признала Алиса, – кроме бога морского льва. Такую редкость не найдешь даже в Баффинсе. Где вы собираетесь…

Она запнулась. Ник выписывал пируэты под двору, закручивая вокруг себя белый плащ, как мантию, и тряся длинной серебряной гривой.

– Та-да, – говорил он. – Та-да

– Господи, не может быть, боже, – только и сказала Алиса.

10. О, злой колючий куст,

Ты больно сердце ранишь…

Уйду, пусти, прощай, колючий куст,

Обратно не заманишь…

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века