Песнь о крестовом походе против альбигойцев

Меж тем такой военный план одобрил граф Симон:
Как только новая заря взойдет на небосклон
И солнце свой покажет лик, гоня росу с полян,
Ударит полк передовой на войско горожан.
5 Когда тулузцы вступят в бой, забыв детей и жен,
И выйдут, рыцарей тесня, туда, где снаряжен
Защитный вал и частокол, засада и заслон,
Их встретят свежие войска, напав со всех сторон.
А так как будет тот напор и грозен, и силен,
10 Тулузцы бросятся бежать обратно в бастион,
Тогда и рыцари Креста, смутив враждебный стан,
Ворвутся в город по пятам, не опустив стремян.
«Не знаю, — молвил граф Монфор, — по ком справлять помин,
Но слаще рану получить, погибнуть у куртин,
15 Чем тешить злые языки плетеньем паутин!»
«Сеньор! — воскликнул Амори, Монфора старший сын. —
Позвольте, дело я начну, встав во главе дружин».
И с первым солнечным лучом, прервавшим сон равнин,
На приступ рыцари пошли, горды не без причин.
20 Рев труб всех на ноги поднял: и женщин, и мужчин.
Как ветром сдуло горожан с лежанок и перин,
В чем есть все выскочили вон, будь в них летел таран,
Всяк лишь оружие схватил, свой лук и свой колчан,
Совсем не думая о том, что бос и голоштан.
25 Весь луг заполнился людьми; был слышен стали звон,
Призывы, ржание коней, хлоп стягов и знамен.
Вот-вот на землю хлынет кровь, раздастся первый стон.
Едва ль тулузцам повезет, уж им не встать с колен,
Ведь сам жестокий граф Монфор, а с ним — сеньор Ален
30 И сын Монфора Амори, и тот сеньор, чей лен —
Частица Франции самой, — сеньор де Вуазен,
И те, кто был не на словах отвагой наделен:
Сеньор Робер де Пикиньи, отважный де Бомон,
И Юк, и доблестный Фуко, что ловок и умен, —
35 Лавиной двинулись вперед, заполнив дол и склон.
Французы войско горожан разбили без препон,
Лежали всюду мертвецы, став пищей для ворон,
Иной же, думая спастись, рекой был унесен.
«Пора, — воскликнул де Комменж, — бежать от парижан!»
40 И так продвинулись вперед посланцы христиан,
Что захватили главный вход, скажу вам не в обман.
Уж все тулузцы, стар и млад, весь люд и граф Раймон,
Воззвали к Деве пресвятой, взмолившись в унисон,
Но в этот миг Рожер Бернар, баронам всем барон,
45 Напал на грозного врага, поставив Злу заслон.
Смутились рыцари Креста, столь храбро бился он!
И все, кто город населял, кто в сем краю рожден:
Наемный воин и файдит, сеньор, простолюдин —
Французам преградили путь, не дрогнул ни один.
50 Пройти французы не смогли сквозь тот живой кордон,
Хоть бой заставил задрожать Тулузу и Нарбонн.
Немало здесь пустили в ход пик, стрел, камней, дубин,
Секир и грозных топоров, рогатин и жердин,
И лезвий, коих остроту изведал паладин.
55 Казалось, мир сошел с ума, в безумный раж введен,
Стремились всадники вперед, придав копью наклон,
Трещали шлемы и щиты, и в грудь летел валун,
И падал, пробивая лед, в глубокий ров скакун[636]

.Здесь каждый храбрость проявлял, имея свой резон.
60 Тулузцы, натиск отразив, врага изгнали вон,
Был ими рыцарь не один ударом в грудь сражен,
Разрублен острым топором, насквозь стрелой пронзен.
Немало крови пролилось, но город был спасен,
А враг — разгромлен и разбит и в поле оттеснен.
65 Осталось много мертвых тел вблизи тулузских стен
И много копий и щитов, что пали в прах и тлен,
Флажков с изображеньем Льва, чей гнев не утолен,
Кольчуг и конских чепраков, уздечек и попон.
Хотя французы в том бою не показали спин,
70 Но каждый думал, будто с ним сражался исполин,
И был в унынье оттого, что не удался план.
Когда же воинство свое вспять повернул норманн,
То стал злорадствовать народ, позоря парижан.
Едва Монфор от крепких лат освободил свой стан,
75 К нему вошли примас Фолькет и кардинал Бертран
При всех регалиях своих, как то диктует сан.
И графу так епископ рек: «Коль Бог, наш Господин,
Сам не смирит еретиков, что злее сарацин,
Едва ли даже и мечом враг будет обращен».
80 «Епископ, верою клянусь, — воскликнул граф Симон, —
Что всюду вижу я следы ужасных перемен
И в ваших, клирики, сердцах ищу гнездо измен».
«О граф, — воскликнул кардинал, — гордыня — ваш изъян!
Тому, кто всюду видит ложь, расставил черт капкан.
85 Блюдите сердца чистоту, как было испокон,
Ведь там, где гибнет здравый смысл и в людях дух смятен,
Там власть безвластием зовут и терпит крах закон».
«Прошу прощенья, — молвил граф, — за мой суровый тон,
Но как спокойствие хранить в час скорбных похорон?
90 Столь много рыцарей моих в крови от тяжких ран,
Что я по праву разъярен и гневом обуян.
Увы, сеньоры, груз потерь, и это все — не сон,
Над нами будет тяготеть вплоть до конца времен,
И если способом любым не возмещу урон,
95 То дело, коему служу, крепя Господень трон,
Погибнет, пав во прах».