На лице Роланда отразилось удивление, приправленное раздражением. Он явно ожидал услышать другое. А Кинг продолжил:
— Я видел Катберта, — не тебя. — Пауза. — Ты и Катберт ломали хлеб и разбрасывали под виселицей. Это есть в уже написанной части.
— Ага, разбрасывали. Когда повесили повара, Хакса. Берт рассказал тебе эту историю?
Но Кинг на вопрос не ответил.
— Я видел Эдди. Я видел его очень хорошо. Катберт и Эдди — близнецы.
— Роланд… — прошептал Эдди. Тот осек его, резко качнув головой, и положил патрон, которым загипнотизировал Кинга, на стол. Кинг продолжал смотреть туда, где был патрон, словно по-прежнему видел его там. Возможно, и видел. Пылинки танцевали вокруг спутанных темных волос.
— И где ты был, когда увидел Катберта и Эдди?
— В сарае. — У Кинга перехватило дыхание. Губы начали дрожать. — Тетя посадила меня туда, потому что мы попытались убежать.
— Кто?
— Я и мой брат Дейв. Нас поймали и привезли назад. Сказали, что мы плохие, очень плохие мальчишки.
— И тебе пришлось пойти в сарай.
— Да, и пилить там дрова.
— Так тебя наказали?
— Да. — Слеза вытекла из правого глаза Кинга и скатилась в бороду. — Куры мертвы.
— Куры в амбаре?
— Да, они. — За первой последовали новые слезы.
— Отчего они умерли?
— Дядя Орен говорит, это птичий грипп. Их глаза открыты. Они… немного пугают.
«Скорее, сильно пугают», — подумал Эдди, глядя на слезы и побледневшие щеки Кинга.
— Ты не мог выйти из сарая.
— Пока не распилю положенную поленницу дров — нет. Дейв свою уже распилил. Теперь моя очередь. По курицам ползают пауки. Пауки копошатся в их внутренностях — маленькие, красные. Как крупицы красного перца. Если они заползут на меня, я тоже заболею птичьим гриппом и умру. Только потом я вернусь.
— Почему?
— Я стану вампиром. Стану его рабом. Его писцом, возможно. Его карманным писателем.
— Кого?
— Повелителя пауков. Алого Короля, Пленника Башни.
— Господи, Роланд, — прошептал Эдди. Его била дрожь. Что они нашли? Какой улей разворошили? — Сэй Кинг, Стив, сколько вам было… сколько тебе лет?
— Семь. — Пауза. — Я обмочил штаны. Не хотел, чтобы пауки укусили меня. Красные пауки. Но тут появился ты, Эдди, и я обрел свободу. — Он широко улыбнулся, его щеки блестели от слез.
— Ты спишь, Стивен? — спросил Роланд.
— Ага.
— Засни еще глубже.
— Хорошо.
— Я сосчитаю до трех. На счет «три» ты заснешь так глубоко, как только можно.
— Хорошо.
— Один… два… три. — На «три» голова Кинга опустилась. Подбородок лег на грудь. Струйка серебристой слюны вытекла изо рта и закачалась, словно маятник.
— Итак, теперь мы что-то знаем. — Роланд посмотрел на Эдди. — Возможно, что-то важное, решающее. Алый Король коснулся его, когда он был ребенком, но каким-то образом мы перетянули его на свою сторону. Точнее, ты перетянул, Эдди. Ты и мой давний друг, Берт. В любом случае его роль в этой истории особенная.
— Я бы куда больше гордился своими героическими поступками, если бы помнил их, — ответил Эдди. — Ты понимаешь, что я еще не родился, когда этому парню исполнилось семь лет?
Роланд улыбнулся.
— Ка — колесо. Ты долгое время вращался на нем под разными именами. Похоже, одно из них — Катберт.
— А ты можешь что-нибудь сказать насчет того, что Алый Король — Пленник Башни?
— Не могу. Не имею об этом ни малейшего понятия.
Роланд вновь повернулся к Стивену Кингу.
— Стивен, сколько раз, по-твоему, Владыка Дискордии пытался тебя убить? Убить и остановить твое перо? Заткнуть твой грозящий неприятностями рот? С того первого раза в сарае твоих тети и дяди?
Кинг вроде бы попытался подсчитать, потом покачал головой.
— Делах, — ответил он. То есть много.
Эдди и Роланд переглянулись.
— И всегда кто-нибудь приходил на помощь? — спросил Роланд.
— Нет, сэй, не надо так думать. Я не беспомощный. Иногда отходил в сторону.
С губ Роланда сорвался смешок, очень сухой, напоминающий треск переламываемой об колено палки.
— Ты знаешь, кто ты?
Кинг покачал головой. Его нижняя губа оттопырилась, как у обиженного ребенка.
— Ты знаешь, кто ты?
— В первую очередь — отец. Во вторую — муж. В третью — писатель. Потом — брат. А после этого я умолкаю. Хорошо?
— Нет. Нехорошо. Ты знаешь, кто ты?
Долгая пауза.
— Нет. Я сказал все, что мог. Перестань спрашивать меня.
— Я перестану, когда ты скажешь правду. Ты знаешь…
— Да, ладно, я знаю, к чему ты клонишь. Тебя это устраивает?
— Пока нет. Скажи мне, что…
— Я — Ган или одержим Ганом. Точно сказать не могу, но, возможно, разницы и нет. — Кинг заплакал, тихими и ужасными слезами. — Но это не Дис, я отвернулся от Диса, я отверг Диса, казалось бы, этого достаточно, но нет, ка всегда недовольна, эта жадная, старая ка, так ведь она сказала, не правда ли? Что сказала Сюзан Дельгадо перед тем, как ты ее убил, или я убил, или убил Ган. «Жадная старая ка, как я тебя ненавижу!» Не важно, кто ее убил, произнести эти слова заставил ее я, потому что я ненавижу ка, еще как ненавижу. Я противлюсь желаниям ка и буду противиться, пока не ступлю на пустошь в конце тропы.
Роланд, сидевший за столом, при упоминании имени Сюзан побледнел как мел.