Песнь Виноградной Лозы. Запах трав

Лонка взяла дело в свои руки, и так умело начала командовать, что непонятно, чего от неё все шарахаются. Девчонки под её руководством нашили тюфяков, набили их просушенным мхом. Старшие ребята, что уже в эфебии служат, договорились снять на год дом и найти детям учителя, там Алесь с Приамом заправляют. А вот им выпала задача заработать деньги на этот дом и оплату учителя. Этим — то они на ярмарке и занимаются.

Илька три дня отливал амулеты, висюльки всякие, ковал простенькие колечки, теперь Фифин пеонецих продаёт. Кузька, начитавшись разных книжек про заморские страны, решил, что они на ярмарке должны факиров из Мелуххи изобразить, тогда дороже всё продать смогут. Так амулеты под тамошние и лились, колечки тоже со всякими змейками иноземными. Сам Кузька разных деревяшек настругал, которые пахнут вкусно, и на них нарисовал символы загадочные, которые в книжках видел — и какие не видел, тоже рисовал. А вот Яське — ну, и пеонцу, как продавцу — досталось изображать этих самых факиров. Павка тоже рвался поизображать восточного предсказателя, накраситься, переодеться, поучаствовать, как все, но их с Илькой не пустили. Как наследники, они чинно ходили со старшими, составляя свиту басилевса и александроса, под охраной Алесеных эфебов. Фифе удалось отвертеться — лишь Даная знает, что сын ей наплёл, чтобы слоняться, как простолюдин, по ярмарке. Возможно, из Павки получится хороший басилевс, при его-то даре. Это же идеальный судья — телепат! Да и на иеру его учат…

И вот теперь начались многодневные праздники Вакха, и ярмарка посвящена ему. Весь рынок был отдан под праздничное мероприятие. Люди хвастались своим урожаем, которым не успели порадовать соседей на Новый год. Были открыты амфоры с молодым вином. Повсюду музыка. Играли на свирелях, рожках — и так весело, задорно, что многие пускались в пляс, подхватив девушку порумянее. Музыканты на свирелях пытались перещеголять друг друга замысловатыми мелодиями. Гомон и смех правили на ярмарке.

Окунаясь в эту беззаботность, Яська словно заражался, как болезнью, этой лёгкостью и бесшабашностью, окружающие всё и всех. Словно колокольчики начинали звонко играть в груди, подстрекая творить радостные глупости.

Вот сейчас они с Данкой немного перекусят, и она опять побежит к Данае, с которой вальяжно ходит, словно хвост, по ярмарке, в окружении женской эфебии дриад. Да и зачем он вообще делится с ней своим мясом? Вон, рёбра уже не прощупываются, попу круглую наела. Женщины её подкармливают вкусненьким, не забывают. Яська задумчиво жевал мясо. Данка огромными зелёными глазами заглядывала мальчишке в рот, судорожно сглатывая. Свой кусок она уже проглотила.

— Папа, ты не в тот ротик кладёшь, — так и говорила вся её несчастная морда, с поднятыми домиком бровками и нервно подрагивающими круглыми ушами. По крайней мере, Яська считал, что Данка его считает папой. Кузька в этом всегда сомневался. Рыжий хихикал, что для барсихи он, скорее, мама, и ведёт она себя, как избалованная девочка с любящей мамкой.

Зелёные глаза Данки оказались совсем близко, розовый язык лизнул мальчишку в нос. Яська вздохнул и отдал нахалке своё мясо. И вот так всегда…

Барсиха потёрлась мордой и, вильнув, откормленной задницей, помчалась к Данае, только хвост с белой кисточкой, подобно опознавательному знаку, показывал её перемещение.

Яська, фыркнув,(у них это с его воспитанницей получалось совсем одинаково), поспешил к их поставленной палатке, где торговал пеонец.

Зрелище они собой представляли незабываемое. Илька с Фифой у сестёр взяли косметику. Что-то из своего арсенала добавил Лиапп, и сам же их раскрасил. Руководил всем этим действом Кузька, вычитав в книгах, как должны выглядеть факиры, ну и добавил от себя, для достоверности. В книгах — то всё равно всей правды не скажут…

Кожу им затемнили — у факиров же жарко! — такой приятный коричневый оттенок получился, только оставался вопрос, как это всё смывать? Глаза ребятам Лиапп подвёл жирным углем, чтобы больше были. Девчонки дали нижние порточки, светлые. Яське достались белые, доходящие до колен, из которых торчали грязные, крашенные ноги. Хотели ещё безрукавку подобрать, у всех рылись, но… То что было, в спине не сошлось. Так что тело Яське украшал шрам, вылепленный юным художником из глины. Такой хороший, большой рубец через всё тело. Даже красиво. На лбах Лиапп нарисовал мальчишкам морщины, возникшие от великих дум. Знания — они всё же старят, от мыслей лоб скукоживается… А щеки, ещё детские и пухлые — на хорошей — то еде других быть и не может — старательно закрыл тенями. Аскеты они теперь, гхыр… На головы намотали тряпки яркие — побольше, поярче. Факиры получились на загляденье. Интересно бы настоящих посмотреть. Но эгейцам и эти очень понравились.

Несмотря на то, что Яська был почти голышом, а осень выдалась холодная, мальчишка не мёрз. Ему постоянно приходилось создавать иллюзии, чтобы потешить публику, и чтобы они деньги охотнее отдавали.