Читаем Песни безумной Женщины полностью

Зацепись за них, взлети, да подпрыгни повыше, разрушитель, глупый некромант.

Мы не читали молитв, мы не надеялись на исходы разные.

Забредая во всякие гущи и чащи сознаний, познавали себя, и остальных.

Как только ты смог, как только у тебя такое вышло, что из шаткого сознания ты вышел, ты выплыл другим.

Придумав все на свете, а потом переосмыслив, мы лишились смысла.

Дальше идти нельзя было уже, дальше это было бессмысленным занятием.

Как только за проволоку уцепившись, так сразу и падать глубоко.

Откровенно не было ничего, кроме окровавленных, забытых и придуманных самими собой.

Твердо спать на сырых камнях, я хочу спать там всегда, с тобой Женщина.

Не светла вода, не быстр поток цивилизаций, все размеренно и ровно, как того и полагает правило приличия.

Но мы не знали этих правил, мы не смогли их прочесть.

Не было никого, кто-бы смог нам их поведать, не было никого, кто-бы смог их для на опровергнуть.

Тяжело было ощущать легкость.

Только из противоречий строились суждения о мире, только из гнилых туш состояли стены, которые нам не пройти, не проникнуть.

Завсегдатаями хотели оказаться, но не вышло ничего более, чем есть на самом деле, чем есть сейчас.

А по ныне, так и вовсе.

Как будто неправда, как будто слишком сильно унесло.

Мы листья, и мы уже пожелтели, я чуть больше.


Песня 55.

Забастовки гнилых окончаний, обветшалых обещаний, словно здания разных эпох.

Эпохальное сражение, трудное написание быстротечных умов, неразумный шепот звезд, которые слишком далеки.

Я хочу раствориться в одной из этих туманностей, я хочу словно космополитичный великан по этим сгусткам.

Газ заполнял пространство.

Не было ничего плохого, и хорошего было слишком мало.

Мы были больны, но вряд ли кого это заботило, вряд ли кого это заводило.

Нас и самих, редко посещали подобные мысли, не смели посещать, и уходить не смели извне.

Только поторопись, только поспеши, и мы возможно сможем успеть.

Чтобы расставить все точки, над всеми нужными буквами, чтобы уставиться в пустоту.

Из нее звучит выстрел, он поражает мою голову и воображение.

Из темноты доносится вопль, это ты кричишь, но не спешишь.

И не нужно, ведь мы этого хотели всеми силами, мы только этого и добивались все оставшееся время.

Просыпаясь посреди ночи, думали каждый о своем, и обсуждали предстоящие и прошедшие события.

Не делились сокровенным, не давали пинки под зад остальным.

Нам самим этого вполне хватало, нас каждого, по-своему, это устраивало.

Влачить тяжелые ноги, поднимать тяжелые руки повыше, таковы были наши планы на ближайшие сто лет.

Сто лет, кричали молодой паре, сто лет.

Но вечности никто не желал, никто даже не мог о ней помыслить, так поступали.

Слышны были топот стаканов, лязг ног над столами.

А мимо них, словно опарыши, прекрасные девушки с подносами, копошились и пульсировали.


Песня 56.

До души не додушить.

Дыхание перекрывать не было больше смысла, ведь мы не дышали, а только представляли себе это.

Было слишком близко, чтобы разувериться в этом, слишком далеко, чтобы прикоснуться снова к твоим глазам.

Но плевать ты хотела на условности, а я же не знал никаких таких, и прочих.

Смелой ты была в своих рассуждениях, я же был труслив в желании закурить тяжелую сигарету.

Безмолвно потом потягивая дымок, до безобразия серый и растворимый в воздухе.

Ты была слишком растрогана этим, я был слишком польщен твоим присутствием.

На балу чертей и ведьм, мы повстречали дохлую рыбу.

Ты хотела отдать ей свою жизнь, но я не позволил тебе этого сделать, не был разочарован.

Мы знакомились со всеми, и выпивали непонятные отвары, мутнело в глазах потом от них, ноги становились вареными макаронами.

Было настолько весело, что от безумия слабли руки, зажигались дальние огни.

Вышел подышать замогильным воздухом, хапнуть горя.

Затем поинтересовался у мимо пролетавшего камня, где находится туалет.

Но он промолчал, я слишком жалок показался для него, в своем черном костюме не по размеру.

Теплый воздух окутал меня, и я разглядел направление, истома подступила к горлу.

Быстро не смог надышаться, пришлось делать это медленно.

Затем я вернулся, и не смог найти тебя.

Ты ушла с мертвой рыбой, решив отдать последнее что было у тебя.


Песня 57.

Насильно цел не будешь.

Под стать бы, и другим остановиться, в задумчивом оцепенении.

В постыдной разлуке, в мыслях нелегких, в судорожных конвульсиях безупречных состраданий.

Легкодоступными оказывались гроздья винограда, что так маняще низко росли из лозы, покрывая рукотворные сооружения.

Бесполезными оказывались руки, что тянулись к ним, слишком грязными и немытыми.

Больше всяких похвал, триста лет овеянные сознанием улиц.

Меньше всякой грубости полусознания, что в дреме, тревожит сердца.

Так или иначе, совсем или по-другому, но глаза не переставали кровоточить, не умалялись ни на миг кровавые потоки.

Не смыть их потугами людскими, не усеять ими поля плодородные, все высохнет.

Сорняки одолевали твой мозг, мой же был чуточку чище, немножко правдивее и слаще, чем того требовала партия.

Соратники шли и попадали в шаг.

Змеи тянулись, и не попадали куда им нужно, вились в клубки, словно мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Горм, сын Хёрдакнута
Горм, сын Хёрдакнута

Это творение (жанр которого автор определяет как исторический некрореализм) не имеет прямой связи с «Наблой квадрат,» хотя, скорее всего, описывает события в той же вселенной, но в более раннее время. Несмотря на кучу отсылок к реальным событиям и персонажам, «Горм, сын Хёрдакнута» – не история (настоящая или альтернативная) нашего мира. Действие разворачивается на планете Хейм, которая существенно меньше Земли, имеет другой химический состав и обращается вокруг звезды Сунна спектрального класса К. Герои говорят на языках, похожих на древнескандинавский, древнеславянский и так далее, потому что их племена обладают некоторым функциональным сходством с соответствующими земными народами. Также для правдоподобия заимствованы многие географические названия, детали ремесел и проч.

Петр Владимирович Воробьев , Петр Воробьев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Контркультура / Мифологическое фэнтези