Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

В музыкальном отношении апофеозом такого «копирования» прошлого стало включение оригинальной фонограммы песни «Мне нравится…» из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». В этом номере зритель как бы переносился в прошлое и слышал голос Пугачевой, еще не стертый временем, без сипа и фирменного надрыва[427]. Ощущение реинкарнации только начинающей свою карьеру Аллы Пугачевой, задолго до того, как она стала примадонной, довершал визуальный ряд и сюжетная канва. Пугачева, по едкому выражению Сергея Гурьева, «успешно отреставрировала свое лицо»[428] и предстала в роли никому не известной певицы, проходящей кастинг на общих основаниях. Звучащий оригинал фонограммы создавал полную иллюзию погружения в прошлое, позволял зрителю невольно пофантазировать, насколько другой певицей и личностью могла бы остаться Пугачева в истории поп-музыки.

Однако чем точнее в целом копировали звучание оригинальных фонограмм «Старые песни о главном — 3», тем более инородно воспринимались попытки «перелицовки» изначальной аранжировки. Основная проблема возникала в вопросе насыщенности фактуры. С одной стороны, современные технологии звукозаписи позволяли сделать красочную, многотембровую аранжировку для любой песни. Но, с другой стороны, безграничные возможности техники не могли заменить профессиональные навыки тембрового выстраивания и поступенного развертывания фактуры.

Наиболее ярко обозначенную проблему иллюстрируют два примера. Первый — это исполнение Леонидом Агутиным «Песни о далекой Родине» из телефильма «Семнадцать мгновений весны». В телепроекте воссоздается сцена свидания Штирлица с женой в кафе Elefant. В оригинальном варианте звучит только тембр фортепиано. Размеренная аккордовая фактура аккомпанемента концентрирует все внимание на мелодической линии, сотканной из пронзительных ламентозных интонаций. Приближаясь по силе своей выразительности к фортепианной кантилене Шопена, музыка Таривердиева «проговаривает» за героев испытываемые ими чувства, сообщая всей сцене впечатляющую глубину и убедительность. В «Старых песнях о главном» эта композиция, во-первых, звучит со словами, а во-вторых, обильно «раскрашена» тембрами электро- и акустических гитар, большим количеством синтезаторных подголосков и настойчивой ритм-секцией. Несмотря на стремление детально воссоздать антураж мизансцены в визуальном ряде, вся пронзительная недосказанность изначальной версии рассыпается на глазах. Внутренняя концентрация чувств, заложенная в музыке, оборачивается гламурной чувственностью, подобно тому, как знаменитый диалог взглядов героев заменяется клиповой постельной сценой.

Другим примером принесения в жертву моде музыкально-выразительных средств изначальной аранжировки стала песня «Не отрекаются, любя»[429] в исполнении Татьяны Булановой. И если оригинальный вариант «Песни о далекой Родине» априори придавал всем последующим интерпретациям качество избыточности, то эстрадно-симфонический оркестр, звучащий в первоначальной аранжировке «Не отрекаются, любя», казалось бы, предоставлял все возможности для последующей разветвленной игры с тембрами. Шлягер Аллы Пугачевой 1970‐х годов открывался соло рояля, подражающего ноктюрнам все того же Шопена. Постепенное подключение тембров эстрадно-симфонического оркестра, набиравшего мощь с каждым куплетом, придавало изначально камерной, личной драме масштаб и патетику вселенской катастрофы. В современной версии прежде четко прослушиваемые мелодические подголоски различных инструментов превратились в многослойную мешанину синтезированных тембров, помещенных в квадратную основу бесперебойного звучания ударных. Самое главное, что искусственные электронные тембры, «насаженные» на бодрую ритмическую сетку, вошли в явное противоречие со смыслом песни, посвященной болезненному, неугасающему притяжению между двумя людьми. В кульминации вместо тутти эстрадно-симфонического оркестра, мощь звучания которого символизировала и масштаб личности лирической героини, и размах ее переживаний, в современной версии звучит… надрывное соло электрогитары, сводящее весь трагизм композиции к формату сентиментальной мелодрамы.