Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Однако были и примеры успешной реинтерпретации. Это происходило, если подобранный репертуар не только органично ложился на привычный имидж исполнителя, но и откликался мироощущению новой эпохи. Первую группу органичных «переработок» составляли песни, не обремененные большим содержанием и глубокими переживаниями, то есть композиции ярко выраженного развлекательного характера. Например, беззаботный ловелас-шофер в исполнении Леонида Агутина был весьма убедителен, так как характер лирического героя не диссонировал с имиджем улыбчивого, беззаботного «босоногого паренька», поющего песни под гитару. Изначальное происхождение мелодии песни[421] совпало с тяготением самого Агутина к стилям латиноамериканской музыки. Не менее органично звучали «Иванушки International» с песней «Алешкина любовь». В данном случае интонированию и тембрам голосов эпохи ВИА откликнулись столь же беспроблемные, приторно-пригожие образы участников бойз-бендов из девяностых. Сама же эпоха девяностых во всех подобных песнях искала образ подчеркнуто беззаботного, жизнерадостного универсума, ценного своей герметичной дистанцированностью от катаклизмов окружающей действительности.

Вторую группу перекликающихся между эпохами песен составили композиции противоположного характера. Одна из них — «А я милого узнаю по походке»[422] в исполнении Гарика Сукачева — нашла неподдельный отклик у аудитории, несмотря на то что полностью выбивалась из атмосферы деревенской идиллии, старательно воссоздаваемой в первом выпуске телепроекта. Сукачев исполнил свой номер «на повышенных тонах», с надрывом, трансформировав жанр жестокого романса в блатную песню. Гортанный раскатистый хрип, форсированная, рубленая фразировка и, конечно же, сам образ вернувшегося из лагерей зэка протянули символические связи к одному из самых востребованных героев девяностых — образу представителя уличной шпаны, полукриминального отщепенца, живущего «по понятиям». В третьем выпуске телепроекта схожие атрибуты в свой номер привлекли участники группы «Несчастный случай», исполнившие песню из кинофильма «Генералы песчаных карьеров». Так, эпоха искала уже не отключения, а включения в реальность, стремилась найти схожие социальные изъяны в памяти культуры. И, что характерно, в общем подходе к интерпретации активно проявлялось стремление утрировать изначальные краски: в жизнерадостных шлягерах подчеркивалась их беззаботность, а в хитах-эскападах — отчаянное, пограничное состояние их лирических героев. Эти ощущения создавались с помощью целого комплекса выразительных средств, в частности музыкальных (тембр голоса певца и инструментов в аранжировке), артистических (имидж певца, его пластика и жестикуляция в кадре), кинематографических (локация, костюмы и декорации).

Аранжировка

Аранжировка композиции, ее музыкальный «наряд», играет не менее важную роль, чем тембр певца. Этому параметру стоит уделить особое внимание, так как именно он подвергается наибольшим изменениям в ситуации реинтерпретации песни, в отличие, например, от мелодии и слов, которые остаются зачастую неизменными. Именно аранжировка становится звуковым слепком времени, фиксируя и передавая вместе с музыкальной модой его дух.

Исследуя «Старые песни о главном» на предмет их музыкально-стилистической обработки, снова нельзя избежать сопоставления различных исторических периодов. Надо признать, что технический прогресс сыграл злую шутку с «реставраторами» советской эстрады. Это особенно остро проявилось в первом выпуске телепроекта, большинство песен которого имеют ярко выраженные интонационные корни в народной музыке[423]. Вполне закономерно, что изначально эти произведения оркестровались с привлечением тембров русских народных инструментов, которые придавали общему звучанию характер аутентичности. При этом профессиональная композиторская школа в советское время подразумевала крайне высокие требования к детализации фактуры произведения, таким образом аранжировка эстрадных песен приближалась к развернутости симфонической партитуры. И даже когда песня шла под сопровождение одного-двух инструментов (например, дуэта аккордеонов[424]), то профессионализм музыкантов-концертмейстеров был так высок, что они заполняли и детально продумывали все уровни музыкальной фактуры. В результате аранжировка практически любой песни, звучавшей на советской эстраде, была очень красочной, насыщенной и отличалась развитой системой мелодических подголосков.

С одной стороны, этим требованиям отвечала бо́льшая часть всей популярной музыки до эпохи рок-н-ролла, когда появление электронных усилителей звука позволило сократить состав инструментов, при этом не потеряв, а увеличив громкость звучания. С другой, внимание к фактуре даже в произведениях «легкого жанра» соотносилось с официальным каноном, согласно которому советская массовая музыка должна была формировать «вкусы, нравственность, идейно-эстетические позиции людей, в особенности молодежи»[425].