Песни выбрали меня

– Вы еще вспомните эту минуту! Уверяю вас, пройдет не так много лет и от вашего Ленина с его мемориалами, домиками, где он жил и родился, ничего не останется, – ни памяти, ни почитания, ни преклонения. Зато вот на той невзрачной, районной библиотеке повесят мемориальную доску, мол, здесь в таком году читал свои стихи великий поэт современности Евгений Евтушенко. Вот увидите, вот увидите, – повторял он не то в шутку, не то всерьез.

Мы все, честно говоря, немного ошалели от его тирады. Но Женя был среди друзей, потому мы, кто промолчал, кто ухмыльнулся… Мне помнится, вся эта тирада ничего, кроме сомнений в подобном развитии событий, не вызвала. Но как жизнь показывает, Евтушенко в каком-то смысле оказался прав. И дело здесь, разумеется, совсем не в табличке.

* * *

Встреч за всю мою жизнь было много судьбоносных, и почти все они происходили случайно, внезапно. Одна из них состоялась, когда меня только-только зачислили в штат Гостелерадио.

Поднимаюсь я как-то раз по лестнице Дома радиовещания, весь погруженный в свои мысли. И вдруг слышу:

– Вы же поете?

– Добрый день… а что, собственно…

– Вы же Лещенко? Лев? И поете?

– Верно, Лещенко, Лев. И пою, – вся эта странная ситуация меня изрядно забавляла. Передо мной стоял мужчина маленького роста, средних лет, совершенно неординарной наружности. Образ дополнял странный тембр голоса, к тому же вся его одежда, казалось, была куплена в «Детском мире». Именно этот человек без всяких приветственных фраз устроил мне «допрос».

– А что, собственно, от меня нужно?

– Да не волнуйтесь! Ничего особенного! Я просто написал гениальную песню, исполнить ее можете только вы.

Разговор становился все более и более странным. Мне было неловко вот так в лоб спросить человека, а, собственно, кто он такой. Но так как сам он не назывался, то мне ничего другого не оставалось:

– Вы меня, конечно, очень извините, товарищ. Но не напомните ли вы мне ваше имя, – спрашиваю я как можно вежливее, чтобы не обидеть.

– Что?! – он хохотнул и весело подпрыгнул. – Вы, молодой человек, не знаете, кто такой Владимир Шаинский?! Стыдно должно быть!

Он, увидев мое неподдельное смущение, рассмеялся:

– Можете звать меня Володя. Ну что, идем, Лева?

Ну как было устоять перед мэтром и перед его совершенно обезоруживающей манерой общаться.

Было бы настоящим преступлением отказаться от предложения самого Шаинского, ведь тогда он гремел на весь Советский Союз. Кажется, ни одна его песня не проходила незамеченной. Стоило только узнать, что песня на музыку Шаинского, то можно было не гадать, – это было заранее попадание в первые строчки хит-парадов. Поэтому, если Шаинский кого-то сам выбирал, было форменной глупостью отказываться от такого щедрого, а в моем случае и внезапного подарка.

– Конечно, – говорю, – идем, а куда?

– Как куда, в студию, у меня сейчас как раз окно, успею вас прослушать. Может, и не подойдете вы к моей песне, – вдруг сказал он.

Речь шла о песне «Береза, белая подруга», нежная лиричная композиция. Он мне ее проиграл пару раз.

– Что ж, теперь вы. Давайте послушаем…

– А я не ошибся, – хлопнул себя по коленкам и вскочил со стула, когда я закончил исполнять песню, – мне нравится! Когда сможете на запись прийти?

– Зачем тянуть, можно хоть сегодня записать.

– Мне нравится ваш подход! Так и надо, брать быка за рога, я тоже ничего не откладываю в долгий ящик.

Не знаю, что повлияло, то ли кипучая энергия Шаинского, его молодецкий, несмотря на возраст, задор, его заражающее обаяние, но песню мы записали со второго дубля.

Успех этой песни был неожиданно хороший, что давало надежду, что Шаинский подарит мне еще свои песни. И я не ошибся.

* * *

Что такое живые эфиры? Во-первых, они проходили ранним утром, поэтому, чтобы быть вовремя, приходилось вставать в несусветную рань, тем более что жили мы тогда в Чертаново, и пока доберешься в переполненном транспорте в центр Москвы, проходит уже полдня. В пять-шесть утра даже у обычного человека голос не в лучшей форме, поэтому, чтобы быть готовым к десятичасовому эфиру, необходимо было хорошо распеться. Кому нужны были эти мучения, непонятно… Ведь можно было записать всё, что нужно, в любое время дня.

Самое удивительное, что за несколько лет «работы в эфире» – я, представьте себе, так и не слышал, как я выступаю, – я же всегда в эфире! Решено было это «недоразумение» исправить тем, что я стал отдавать львиную долю своего рабочего времени для записей в фонды радио.

Для своего репертуара я всегда искал такие песни, которые бы отзывались у меня в груди, если же мне пытались навязать что-то чересчур пафосное, то у меня всегда была в «рукаве» железная отговорка «мой тембр голоса вряд ли подойдет для такой выдающейся патриотической песни».

Честно говоря, я даже худсоветы не считал злом. Их можно было назвать настоящей творческой селекцией, где отбирались самые лучшие произведения, которые, кстати, до сих пор живы и любимы, и только это и говорит о том, что выбор был верен.

Глава седьмая Фестивали и конкурсы