Песня первой любви

Приятеля все не было. Стрелки часов давно уже перевалили через зенит и желали сойтись на цифре 1, а приятеля все не было. Приятель Корифеев, как потом выяснилось, именно в этот момент только начинал свой знаменитый половой акт с уличной цыганкой, предварительно отмыв ее в чужой ванне стиральным порошком «Лотос».

Подпов привалился к скамейке и решил есть бутерброд, потому что не было приятеля, не было обусловленного по телефону вина, не было никого и ничего, холод лез под пальто и заставлял называть его (холод) «сучарой».

Отшуршав бумагой, Подпов съел вкусный бутерброд и задремал.

Внезапно послышались тихие нарастающие голоса:

— Мы откроем тебе глаза. Твой приятель — сукин сын. Мы тебе откроем на него глаза.

Из-за высокого кладбищенского забора густой толпой вышли мертвые и дружески направились к Евг. Подпову.

— Вот это — я. Он обосрал меня. Я ел много черной икры и был им за это обосран, — грубо заговорил какой-то бывший толстяк с комсомольским значком.

— А вот и мы. Мы ехали в поезде и ничего не делали. А он оклеветал нас, — все повторяла и повторяла обособленная группа населения, состоящая из старушки в белых носочках, тихонькой девушки и крепкого молодца, похожего на бетонную скульптуру.

— Лобок мне велел побрить! — тоскливо выкрикнула некая крикливая, красоты неописуемой.

— Эх, не успел я прижизненно прибрать его, падлу, куда следует, пожизненно, — мрачно отозвался пожилой вальяжный джентльмен с некогда зоркими глазами, держащий под мышкой дерматиновую папку с надписью «Хранить вечно».

— Это вы кто же такие будете? — несколько оробел Подпов.

— А это мы, как в новогодней газете под рубрикой «Что кому снится», это мы… есть гнусно оболганный советский народ, «герой» «произведений» вашего дружка, такого же подонка, как и вы сами, — объясняли мертвяки, наступая.

— А ну — кыш отсюдова! — не растерялся Евг. Подпов. Он встал, осенил их православным крестом, и нечисть мгновенно беззвучно исчезла, будто ее и вовсе не было.

В это время Евг. Подпова уже крепко держали под локоть.

— Не холодно? — дружески спросил его милиционер, пожилой, весь отдавший себя Партии и уже упомянутому Народу старшина, от которого, как это ни странно, почти ничем не пахло в этот поздний час.

— Маленько холодно, — признался Евг. Подпов.

— А документы есть? — Старшина ласково заглянул в его закрытые глаза.

— Есть, — сказал Подпов.

— Ну, тогда я пошел. А тебе я верю, парень, и думаю, что ты оправдаешь наше доверие, — вытянулся перед ним старшина. — Да здравствует социалистический реализм!

Отдал честь, щелкнул каблуками да и был таков.

А Подпов тогда занялся делом. Сначала он хотел поджечь Корифееву дверь или прислать ему «черную метку». Но постепенно ему стало ясно, что дверь без бензина поджечь очень трудно, а «черную метку» бесшабашный гуляка просто-напросто не заметит.

Тогда Евг. Подпов решил наградить товарища медалью. Название медали — «МЕДАЛЬ БЕРИИ». Вот описание этой медали.

На золотом фоне кругляшкá, вырезанного перочинным ножом из валявшейся под скамейкой жестянки, по центру располагается традиционное русское слово, состоящее всего лишь из трех букв. А внизу изящным шрифтом «рондо» вычеканено: «МЕДАЛЬ БЕРИИ».

К награде прилагается удостоверение, скрепленное печатью. Текст удостоверения гласит:

ЗА БЕСПРИМЕРНОЕ ПАСКУДСТВО,

ЗА ОСТАВЛЕНИЕ ТОВАРИЩА В ЭТОЙ ЧУЖДОЙ

АТМОСФЕРЕ,

ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ, БЕЗ КАПЛИ СПИРТНОГО

НАГРАЖДАЕТСЯ

«МЕДАЛЬЮ БЕРИИ» № 1

Корифеев Вик. (вписано от руки).

–

Точка — стоп.

Подпись — Подп.

Весьма довольный выполненной «задумкой», Евг. Подпов поглядел на выпучившуюся луну и захохотал, как идиот, подтверждая тем самым свою репутацию идиота. И вторило ему эхо объединенного кладбища, где лежат друг против друга окончательно отмучившиеся Есенин Сергей и Андрей Платонов.

И хотел, в знак уважения, раздеться догола и сплясать около дорогих могил, чтобы окончательно наступил социалистический реализм, но еще холоднее стало на улице… пропел петух… подул ранний утренний ветер, и крупные снежинки стали таять, падая на Подпова. Подпов ругнулся, поймал такси и, жалея денег, велел его везти куда-то: СЕМИДЕСЯТЫЕ…

* Решительно не понимаю, зачем этот рассказ отобрали у меня в 1980 году ребята с Лубянки и не вернули мне его никогда, подав бумагу, где было написано, что этот рассказ, равно как и несколько других моих сочинений, подлежит уничтожению как «идейно-ущербный, близкий (!) к клеветническому, с элементами цинизма и порнографии». Решительно не понимаю… За своего Берию, что ли, обиделись? Рассказ как рассказ… Не хуже и не лучше. Какой чепухой занимались взрослые коммунистические люди! Неудивительно, что весь их коммунизм лопнул, как надутый презерватив.

Евг. Подпов, Вик. Корифеев. — Всякое сходство этих персонажей с реально существующими персонами запрещается.