Песня первой любви

— А ты что? — заинтересовался Кирюша.

— А я ему довольно холодно так отвечаю, что ты, дескать, имеешь на это полное право, но в установленное по согласованию время. А постоянно ребенку забивать голову всякой ахинеей я тебе не позволю.

— А он что?

— Что… Очечки снял, протер да и пошел куда-то.

— Тоже, поди, щас с кем отмечает? — игриво подмигнул Кирюша.

— Да ну!.. Хотя кто его знает? Может, с дружками разве что. А так-то у него никого нет, это мне точно известно.

— Ну, это наверняка никогда гарантировать нельзя, — засмеялся Кирюша. — У меня вот, например, тоже никого не было, не было, а потом вот она ты появилась.

И потянулся к Лене.

— Уж у тебя-то да и не было! — Лена погрозила ему пальчиком. — Ты учти, про тебя мне известно гораздо больше, чем ты думаешь.

— Да уж если мужики нынче болтуны на полную катушку, то что про вашего брата бабу говорить! — осклабился Кирюша.

И Лена улыбалась.

— Кирюша, подойди ко мне, — вдруг прошептала она, закрыв глаза.

— Ленок! Милая! Я люблю тебя! — шептал и Кирюша.

Но тут вдруг снова ожил телевизор. Кирюша встрепенулся, Лена открыла глаза.

— Кирюша! Ты куда?

— Щас! Щас! — лихорадочно шептал Кирюша, не отрываясь от экрана. — Эх, лопух! Щас! Щас! — лихорадочно шептал он, почесывая волосатую грудь под майкой. — Щас! Щас! Ну, лопух! Мазила! Ну, ты чё! Ты чё! Мазила! Валенок!

— Кирюша! — крикнула Лена.

Болельщик вздрогнул.

— Ну, Ленок! — умоляюще сложил он руки. — Скоро ведь кончится! Ведь это же хоккей! Наши парни за золото спорят! Ну, Ленок! Щас, щас! И я вот что придумал — мы за суд давай сами заплатим? Ладно? Ага? — улыбнулся он.

Но Лена уже что-то не улыбалась. Гремел телевизор. Шампанское пузырилось в недопитых стаканах. Мелкие желтые пузырьки лопались на поверхности и прилипали к хрустальным стенкам. Милый, родной, домашний Кирюша сидел рядом.

Но Лена уже не улыбалась. Странно…

* Она купила колбасы самой лучшей, сардинок масленых, сыру российского, торт с орехами. Бутылку шампанского взяла. — Боюсь, что действие этого рассказа происходит все-таки в Москве. В городе К. такие изящные продукты переместились к тому времени в закрытые спецраспределители. «Сыру привези хоть какого-нибудь», — просили обычно коллеги счастливца, направляющегося в кратковременную столичную командировку.

Вратарь прыгал в своей страшной маске. — Дело в том, что поголовное увлечение футболом и хоккеем меня почему-то не коснулось. Возможно, причину этого следует искать в том, что мой отец в юности был профессиональным футболистом команды «Динамо» и ничем хорошим это, на мой взгляд, не закончилось. См. также И.С.Тургенев. Отцы и дети. М.: Учпедгиз, 1956.

Странно… — В любой любви вообще очень много странного и загадочного. Вы не находите?

Материя будущего

Газеты пишут, да и люди поговаривают, что на промышленных предприятиях и других производствах участились случаи хищения малоценных и быстроизнашивающихся предметов непосредственно исполнителями работ. Тут одна в очереди говорит:

— Мой Сережа мне обещал. Он обещал. Там у них в заводе такая ткань выдается на обтирку деталей. Такая замечательная ткань, что из нее двух кусков свободно можно сшить модненькое платье желто-зеленого цвета. Красота. Такая замечательная. Он обещал.

А товарка ей поддакивает.

— Да, — замечает, — да. А моему Альфреду попадаются все время вафельные полотенцы, так он их с цеху тянет домой. Мы имя́ один раз вытираемся, а потом выкидываем на фиг.

Товарка разошлась, раскраснелась, прекрасные пряди русых волос выбивались из-под ее пухового оренбургского платка. Она взмахнула рукой с зажатым в кулаке чеком на сосиски и добавила:

— Ненавижу! Ненавижу я вафельные полотенцы. И неправильно поступают в журнале «Здоровье», когда советуют их употреблять для притока крови к коже. Это ошибка. Мы их сразу потом выкидываем. Альфред ими потом чистит ружье.

— А откуда у него ружье?

— Откуда? Оттуда. По гаечке, по винтику, по болтику. Золотые, ох золотые руки у моего Альфреда!

И затосковал я просто ужасно от подобных мерзких и бесстыдных слов. Золотые руки! Как опошлено это высокое понятие неизвестной женой промышленного жулика Альфреда! И что же это у нас такое получается, товарищи? Тянут и тянут. И даже не смущаются рассказывать про свои махинации в местах общественного скопления народа!

Затосковал я. Затосковал настолько, что немедленно покинул очередь, тем более что сосиски все равно уже кончились.

Тянут и тянут. Того-сего для личных нужд. Повсеместно — идешь себе своей дорогой, а тебя отвлекают за угол и сообщают:

— Тихо! Молчок! Не трэба ли того-сего?

Отвлекают и извлекают нечто из карманов, из-за пазухи, из-под кепки — какие-то резинки, гайки, стекла, шланги, трубки, тряпочки, веревочки, железки.

Ужас! И все это, главное, так беспечно. А, дескать! Нам наплевать. Страна не обеднеет. А куда наплевать? Себе же плюете в душу, подлецы! У себя же, ведь у самих себя, у народа тянете товар!