Песня песка

Её перебил звонок — точнее, торопливая сумбурная мелодия, которая извещала о начале первого урока. Казалось, от ритмичного электрического шума позвякивают в окнах стёкла. Из коридора доносился топот десятков ног.

Сад молча стоял, давая Ане высказаться, хотя по его лицу было видно, что он с трудом сдерживается.

Когда Ана закончила, он со вздохом опустился в кресло.

— Ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь? Южный Хапур! Драапа! Ты ведь просто не сможешь…

Сад не договорил.

— Нет! — почти выкрикнул он. — Об этом не может быть и речи!

Он вскочил и подошёл к Ане, положил ей руки на плечи.

— Ты просто устала. Все мы устали. Этот год выдался не из лёгких. Возьми отпуск. Просто отпуск. Не торопись. Потом вернёшься — и мы поговорим ещё раз. Ты же ничего не теряешь. Такие решения лучше не принимать сгоряча!

— Я не могу ждать, — сказала Ана.

Она повернулась к Саду и посмотрела ему в глаза.

— Ты хочешь знать, как я себя чувствую? Да, мне становится хуже. С каждым днём. И ты прекрасно это знаешь. Так было всегда. Я просто не могу ждать.

— Но зачем? Почему именно сейчас? Почему именно туда? Ты ведь не думаешь, что…

Сад осекся.

— Он был из Южного Хапура?

Ана молчала.

— Но зачем? Он же пропал в песках! В южной пустыне! Неужели ты думаешь, что он…

— Нет, нет, конечно, нет. Конечно, я так не думаю.

— Но зачем тогда? Это же просто самоубийство! С таким же успехом можно…

— Для меня сейчас всё — самоубийство. Я уже не в том состоянии… Это правда ничего не изменит. Я чувствую, мне не так много осталось. Считай, что это…

Ана прикрыла ладонью глаза.

— Считай, что это — моё особое желание.

Лицо у Сада вытянулось.

— Значит, настолько плохо?

— Уже давно.

— А что говорят врачи? Ты уверена…

— А что врачи? Они ещё лет десять назад обещали мне несколько месяцев. Только тогда я чувствовала себя лучше.

— Но, может, всё дело в погоде. Может, всё из-за этих перепадов. Я бы не торопился. Сходи к врачу.

Ана кивнула.

— Я схожу, вот только — ты знаешь, я никогда не доверяла врачам. И я почему-то уверена, что обязательно долечу до Южного Хапура. А там, ты знаешь, и воздух чище. Может, это даже…

— Не надо, — сказал Сад. — Давай ты просто отдохнёшь. Мы потом обсудим это ещё раз. Спокойно. Через неделю или две.

— Хорошо, — сказала Ана. — Я возьму отпуск. Небольшой. До тех пор, пока мне не станет лучше. Договорились?

— Да, — пробормотал Сад.

— А когда я выздоровею, ты возьмёшь меня обратно?

Ана улыбнулась Саду.

Вдруг, подчиняясь какому-то неосознанному порыву, она дернула штору на окне, ожидая, что комнату зальёт солнечный свет, но на улице было сумрачно, как будто к городу приближалась песчаная буря.

Последний урок

Когда закончился последний урок, был ещё ранний вечер.

Солнце не слепило глаза, как днём, в воздухе совсем не чувствовался запах песка. Ана вспомнила, как Нив раньше встречал её после занятий. Она остановилась у входа в видая-лая и закрыла глаза, глубоко вдохнув через маску.

Когда Нив возвращался из пустыни, то встречал её каждый день. Случалось, он опаздывал — по вечерам поезда переполняли осатаневшие толпы, — но она всегда терпеливо ждала его у входа. Она стояла у дверей, рядом с наружным коробом дхаава, который вибрировал, шипел и ронял на тротуар мутные масляные капли. Другие учителя проходили мимо и поглядывали на неё с любопытством.

Вот шагает Икапада, обхватив свой старый портфель, как будто это драгоценная гуптика, одна-единственная на всех учителей. Вот Вайс торопится куда-то. Вот спустился Сад, остановился перед Аной и забавно приподнял брови.

— У меня тут встреча, — объясняет Ана.

Сад кивает и идёт дальше, мелкими неуклюжими шажками, постоянно озираясь.

Вскоре никто уже не выходит.

Смеркается, поднимается пыльный пустынный ветер. Становится трудно дышать. Но Ана продолжает стоять.

Однажды она ждала Нива у видая-лая до тех пор, пока не загорелись ночные фонари. И только потом поняла, что он уже никогда не придёт.

* * *

На следующий день Ана проснулась рано. Она заставила себя подняться с кровати, превозмогая слабость и боль. Надо было собираться. Комнатные часы показывали приближение рассвета. И жары. Радио, которое обычно будило её по утрам, ещё не работало, издавая тихое протяжное шипение.

Шприц всё ещё лежал на тумбочке, но укол был теперь ей не нужен. Окно заливала ночная темнота.

Ана оделась и вышла из дома.

Она была как после затяжной комы. Когда нужно заново учиться дышать, ходить, говорить с людьми.

На улице не попадались прохожие. Ана шла по старому кварталу, где с домов осыпалась штукатурка, и представляла, что осталась совершенно одна, как в ночном кошмаре, все люди сгинули за минувшую ночь, и она идёт на встречу с пустыней.

Поезда в такой час ходили редко — город только отходил от ночного оцепенения, — и Ана долго стояла на перроне. Казалось, что ещё стоит глубокая ночь — слишком светлая из-за песчаных бурь, окрасивших небо в цвет дюн, — и поезда придётся ждать до рассвета.

Однако вскоре на бадване показались яркие огни. В пустом вагоне с покалеченными сидениями пахло жарким песком. Ана села у окна. Она знала — ей предстоит неблизкий путь.