Песня сердца Вандер Квин

Вандер затаила дыхание. Она любила эту минуту – когда ночь наконец уступала место великолепию дня. Ночь обладала своей красотой. Алмазные звёзды, идеальная бархатная чернота. Но день… день – это жизнь. И надежда. На рассвете надежда побеждала тьму.

Вандер не уставала надеяться. И что получилось?

Она встретила Мейбел.

– Я не всегда мрачный, – сказал Холлоу, взлетел и сел ей на плечо.

– Но то, что ты говоришь, меня пугает, – заметила Вандер.

Ворон вздохнул. Сквозь плотно сжатый клюв он пробормотал извинение. Ну или вроде того.

– Что ты сказал? – спросила Вандер.

Но Холлоу не хватило сил повторить. Он сменил тему:

– Иногда по ночам ты зовёшь мать.

– Я по ней скучаю, – помолчав, ответила Вандер.

– Но я же здесь, – сказал Холлоу. – Я всегда рядом. Я о тебе забочусь.

– Иногда, – произнесла Вандер, – мне это мешает. Я в состоянии сама о себе подумать.

– Можно управлять своими мыслями, – буркнул Холлоу, – но нельзя управлять сердцем. Тут-то и кроется опасность. Сердца разбиваются легко, так же, как ломаются веточки.

Вандер посмотрела на деревья. На ветки. Она задумалась: сломается ли ветка, если на неё прыгнуть? И каково это почувствовать – что она каким-то образом воздействовала на мир и поломала на кусочки то, что раньше было целым?

– Нечего тебе об этом думать, – брюзгливо сказал Холлоу. – Я говорю это, потому что люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты страдала. Ты несерьёзно к этому относишься. Это твоя жизнь, Вандер.

– Да, – с вызовом ответила та, входя в темноту Дирлиф-Холла. – Да, Холлоу. Моя жизнь.

Глава 8 Когда с неба падает банка краски

Вандер и Мейбел сидели на каменных ступеньках Дирлиф-Холла.

Дул прохладный ветерок. Серебряные берёзы походили на призрачных танцовщиц. Любимая берёза Холлоу скрипела и стонала; она танцевала только под принуждением, дёргано и странно.

Небо местами было белое, а местами чёрное и враждебное. Облака, казалось, несли бремя всех горестей мира.

В открытых окнах Дирлиф-Холла трепетали тюлевые занавески, похожие на паутину, полную мотыльков. Ярко-зелёная трава раскачивалась под шёпот ветра.

Мейбел плотнее запахнула на себе кофту – так плотно, что обтянула рёбра. И от этого зрелища у Вандер что-то шевельнулось внутри. Мейбел была такой живой. Под кожей у неё текла кровь, билось сердце, расширялись и сокращались лёгкие – всё это работало как часы и ритмично исполняло свой танец… правда, еле-еле.

Казалось, если ветер внезапно стихнет, танец оборвётся.

Когда Мейбел выдохнула, в воздухе повис серебряный пар. Кончик носа у неё покраснел от холода. Словно был испачкан соком лесных ягод.

Вандер хотелось обнять подругу, прижать к себе, укрыть от ветра, согреть. Она подумала, что, может быть, именно это сейчас и сделает… и тут с неба упала краска.

Краска была чёрной как смоль, чернее любой тучи. А ещё она была липкой – и накрыла Мейбел как плащом.

Мейбел промокла. Она затряслась и задрожала; когда краска шлёпнулась наземь, обе девочки подскочили и завизжали – а потом Мейбел подняла голову.

И Вандер тоже.

Они вместе посмотрели на небо – казалось, краска упала оттуда.

За паутинной занавеской в открытом окне маячило мерзко хихикающее лицо Джорджианы Кинч.

Вандер прорычала:

– Я ей шею сверну!

Она бы непременно так и поступила, но Мейбел покачала головой.

– Нет, – коротко сказала она. – Этого в моём списке нет.

– И что же делать? – спросила Вандер.

Мейбел стёрла чёрную краску, обнаружив под ней бледную кожу. Она улыбнулась.

– Лично я пойду помоюсь, – сказала она. – А потом, пожалуй, мне понадобится шпилька для волос. Сегодня я побуду воровкой.

– У тебя уже есть чёрный плащ, – сказала Вандер, рискнув пошутить.

Шутка удалась: Мейбел откинула голову и рассмеялась. Её смех состоял из серебряного дыма и прекрасной злости.

– Да уж, – сказала она. – Просто блеск. Я даже рада, что это произошло.

– Почему? – удивлённо спросила Вандер.

– Мне был нужен повод, – ответила Мейбел. – Повод для преступления.

Глава 9 Воры

Вандер и Мейбел стояли в раздевалке.

Это было сырое и мрачное помещение – потолок густо покрывала плесень, на полу даже в сухую погоду стояли лужи. Вандер думала: наверное, сюда пробиралась утренняя роса, когда снаружи было слишком холодно.

Середину комнаты занимали деревянные вешалки для пальто, а вдоль стен стояли высокие металлические шкафчики. Они были не у всех девочек – большинству приходилось держать книжки у себя в комнате и таскать их вверх-вниз по многочисленным лестницам. Но некоторые ученицы побогаче хранили свои вещи под замком здесь, внизу. Им ничего не приходилось таскать.

– Ты знаешь, где её шкафчик? – спросила Мейбел.

Вандер кивнула. Она знала Дирлиф-Холл как свои пять пальцев. Когда она проводила рукой по стенам, они словно отзывались на её прикосновение. Дирлиф-Холл был частью Вандер.

– Этот, – сказала она, показав пальцем.

Мейбел закатила глаза. Лёгкий кашель превратился в смешок.

– Я могла бы догадаться.

Шкафчик Джорджианы, один-единственный, был сплошь разрисован красными сердечками. На металлической дверце висела фотография Джорджианы и всех её подружек.