Песня зовет

В 1925 году в нашей студенческой жизни произошло большое событие: группа молодых композиторов, возглавляемая Александром Давиденко, организовала Производственный коллектив студентов — композиторов Московской консерватории (сокращенно ПРОКОЛЛ). Чего они хотели? В большом масштабе — просвещения народа, приобщения масс к вдохновенным образам музыкального искусства, но для осуществления этой цели выбрали не совсем верный путь, предлагая в качестве первого средства — в новых произведениях, в новых пролетарских песнях суровый и упрощенный музыкальный язык. В стремлении приблизить этот язык к массам они лишали его яркого мелодического начала. Песни были, подобно лозунгам, лаконичные, «правильные», быть может, нужные, но в строгости своей выхолощенные, лишенные мелодической души. Скупой музыкальный язык распространялся и на иные формы творчества проколловцев: так же они писали сонаты, симфонии и другие сочинения, которые, естественно, не могли увлечь и ввести непросвещенных людей в большой мир музыки.

Я тоже бывал на заседаниях проколловцев. Собирались в зале на втором этаже консерватории. Говорили, спорили, играли свои сочинения, делились планами, анализировали их.

Александр Давиденко (его в шутку называли наш Балакирев) очень серьезно относился к самой идее массового народного музыкального просвещения. Он и Борис Шехтер вели на заводах хоровые кружки, требуя и от других того же. Преданный революционной теме, Давиденко создал замечательные хоровые поэмы «Улица волнуется» и «На десятой версте», а также талантливые массовые песни «Первая Конная» и «Конная Буденного» — обе на стихи Н. Асеева.

С неба полуденного жара — не подступи!
Конная Буденного раскинулась в степи.

Давиденко жил на Арбате, и я часто бывал у него. Личность могучая, волевая, он признавал из композиторов только Бетховена и Мусоргского, музыка которых была близка ему своей революционной силой, народностью, обращением к массам.

Идея массовости не оставляла Александра Давиденко. Одной из задач проколловцев и было создание музыкальных форм — марша, песни, плаката, частушки, — рассчитанных на широкое массовое исполнение.

С хором типографии «Искра Революции» я учил некоторые проколловские песни, но люди с трудом запоминали их, а когда наступали праздники и все шли на демонстрацию, то там пели свои старые революционные и рабочие песни, а из новых только такие, которые имели яркую легкозапоминающуюся мелодию.

Среди произведений, созданных участниками Производственного коллектива, в те годы известность обрели немногие. Это уже названные работы А. Давиденко, затем «Юность» М. Коваля, «Железными резервами» Б. Шехтера и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» В. Белого.

А когда в 1932 году в кинофильме «Встречный» прозвучала ставшая сразу популярной замечательная «Песня о встречном» Дмитрия Шостаковича на слова Бориса Корнилова, в которой яркая и выпуклая мелодия искрилась всеми красками радости и оптимизма, стало ясно, что это и есть настоящая советская массовая песня, которую не надо было специально выучивать — она сразу запомнилась и моментально облетела всю страну:

Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?

Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня!

Вслед за песней Д. Шостаковича появились замечательные, мелодичные песни И. Дунаевского, М. Блантера, братьев Покрасс, бывшего проколловца Виктора Белого и других советских композиторов. Их произведения явились лучшим доказательством того, что только в соединении многих песенных истоков: старой русской народной, городской, революционной, рабочей и новой пролетарской песен — возможно рождение качественно нового сплава — советской массовой песни, в которой есть и мелодическая распевность, и твердая поступь марша, и светлое, оптимистическое мироощущение. Творчество же проколловцев все-таки, думаю, внесло свой неоспоримый вклад в развитие советской массовой песни: они искали новых путей и были первыми.

Александр Давиденко раньше других понял необходимость яркого мелодического начала в массовой музыке. Бывая у него дома, я не раз видел на пюпитре его фортепиано клавиры опер Пуччини.

— Вам нравится итальянская музыка? — спросил я.

Давиденко ответил утвердительно, сказав, что искренность чувств, мелодическое богатство музыки Пуччини дороги ему и что охотно проигрывает его клавиры.