Песня зовет

Но, видимо, не пришло еще время, как казалось тогда многим, для музыки красивой, мелодичной, уводящей от «мобилизованности духа». Если бы жизнь Александра не оборвала трагическая случайность (солнечный тепловой удар), то советское музыкальное искусство, думаю, обогатилось бы еще многими прекрасными его сочинениями. Д. Д. Шостакович о нем говорил: «Давиденко был новатор. Объектом его художественного внимания была новая жизнь, новые люди. Для музыкального воплощения этого нового должны были быть найдены новые средства. И пока он жил и писал, он неустанно искал».

Нас с Давиденко особенно сдружило то, что он доверял мне оркестровку своих сочинений; мы вместе принимали участие в конкурсе памяти В. И. Ленина, который проводился Московской консерваторией в 1925 году.

Смерть Владимира Ильича Ленина, потрясшая всю страну, ворвалась и в нашу жизнь глубоким горем. Помню, как на уроке истории в школе, которую я заканчивал в 1924 году, учительница подняла нас и тихим, усталым голосом сказала:

— Дети, случилась большая, непоправимая беда. Умер замечательный человек, руководитель нашей партии — Владимир Ильич Ленин. Почтим его память минутой молчания.

И она заплакала. Мы почувствовали тяжесть случившегося. Некоторые ребята, особенно девочки, тоже утирали слезы, и общее большое горе заполнило наши сердца.

И вот мы с классом в день похорон В. И. Ленина стоим в огромной толпе у Исторического музея, медленно подвигаясь к Дому союзов. Мороз пронизывал до костей. Люди жгли костры, спасаясь от холода. От нервного напряжения меня стало лихорадить, лицо пылало, а тело бил озноб. Подошла учительница, приложила руку ко лбу:

— Э, да ты, Александров, болен. У тебя жар. Иди-ка домой.

Я не хотел, а она настаивала. Пришлось уйти. Дома оказалось: у меня температура под 40°, и меня уложили в постель. Проболел долго. А похороны В. И. Ленина остались в памяти долгим и трагически тревожным прощальным гудком заводов, фабрик, паровозов и судов, зимующих на Москве-реке. Эта музыка печали осталась навсегда.

И когда писал «Песню о Ленине» для консерваторского конкурса, то хотелось передать именно это горестное ощущение тревоги. Начал хоровое вступление с острого звучания уменьшенного септаккорда, потом оно, правда, вызывало у исполнителей протест. Студенческим хором руководил Павел Григорьевич Чесноков. Он меня и журил:

— Это же невозможно спеть, — говорил он, просматривая партитуру.

Однако песню спели удачно, и она была удостоена награды. Давиденко на этом конкурсе показывал свой первый музыкальный плакат «Про Ленина» на слова А. Крученых. К плакату было приложено пояснение: «...Рассчитан на рабочую аудиторию... Воспрещается исполнять плакат в парадном костюме (фраке, сюртуке и пр.)». Во время исполнения певец должен был ходить по сцене, как бы разговаривая с аудиторией. Давиденко сам так и исполнял это новаторское произведение, которое произвело на всех сильное впечатление. Ему была присуждена первая премия.

А мое обращение к образу В. И. Ленина не окончилось студенческими годами. Одной из значительных своих песен, посвященных вождю, считаю написанную на стихи С. Острового:

Спускается солнце на волжский откос,
Проносятся чайки, играя.
Здесь Ленин когда-то всходил на утес,
Всю землю душой обнимая.

Он видел сквозь годы, сквозь времени дым

Грядущий рассвет поколений...
Всем взлетом орлиным, всем счастьем своим
Тебе мы обязаны, Ленин!

Консерваторскую учебу окончил в 1929 году, но уже на старших курсах целиком ушел в творческую работу, написав немало произведений в классических традициях. Как уже говорилось, Первая симфония и Концерт для фортепиано с оркестром, сочиненные под руководством Р. М. Глиэра, были исполнены в четырехручном переложении на государственном выпускном экзамене. Кроме Р. М. Глиэра и моего отца, на экзамене были Н. Я. Мясковский, А. Н. Александров, Г. Э. Конюс и другие профессора.

— Я помню, — сказал Георгий Эдуардович Конюс, прослушав мои произведения, — с какой подготовкой Александров пришел в консерваторию, и вижу теперь, как многого он достиг, как творчески вырос.

Похвала старейшего профессора особенно радовала. Чувствовал, что консерваторские годы сформировали мои представления о труде композитора, отшлифовали, обогатили музыкальные способности, расширили кругозор, дали возможность самостоятельно избрать путь в творчестве.