Песочница. Цветущий ад

Первые три недели после сезона дождей в этих местах были одним сплошным праздником для природы и нескончаемой выматывающей страдой у людей. Собственно, это время ведь и определяло, придется следующие несколько месяцев бороться с голодом, и ежечасно рисковать жизнью в поиски еды, или будет возможность заняться чем-нибудь поинтереснее.

Сексом, какими-нибудь полезными хобби, ну или хотя бы ничегонеделанием.

Вытащив из-под стопки здешних пальмовых листьев (заметно более крупных) полупустой кувшин с водой, Саня грустно вздохнул — теплая — и скомандовал:

— Стоп, аккуратно и медленно сложите инструменты, а сами вернитесь в тень! Отдыхайте…

Оба его подопечных дисциплинированно опустили свои двухметровые шесты и, не произнеся ни слова, вообще никак не обозначив свое отношение к приказу, пошагали к стопкам циновок у ближайшего дерева.

К вечеру гудение насекомых, тех, что и здесь были почти привычных земных размеров, сливалось в нескончаемый трудно различимый шум, но к этому моменту он становился чем-то настолько привычным, что воспринимался скорее, как обязательная, а не раздражающая деталь.

В своей теперешней семье Александр считался парией.

Конечно, глядя на него непросто было предположить, что долговязый дрищ знает такое слово, но он знал. Как и немало чего еще, в отличие от большинства своих новых родственничков. Прибавьте сюда тонкие ручки-спички, бледные выцветшие на местном солнце волосы, полное отсутствие даже зачаточных бойцовских навыков, склонности к фронтальному лидерству и чему-нибудь еще, дающему повод выделится — и портрет Александра станет полным.

В своем прежнем — том, уже почти забытом земном доме он, конечно же, ни за что не потерпел теперешнего пренебрежения. Но жаловаться Матери было бесполезно. Та 25-летняя стерва, что числилась «первой» среди женщин, во-первых, была лишь немногим старше его самого, а во-вторых — она и сама не раз приложила руку к тому, что все сложилось так, а не иначе.

Но Александр и не ждал иного…

Первое чему Песочница учила человека — это правильному распределению приоритетов. Кто не успевал или хуже того — упорствовала, в живых обычно надолго не задерживался. Нет, если от новичка могла быть какая-то зримая польза, то ему могли предоставить не одну, не две — иногда даже — три попытки и больше. Но с какого-то момента — раз, и все!

Слишком уж хрупка была местная цивилизация, слишком уж мало выживало людей по пути в заселенные места, а потому бесконечно рисковать достигнутым положением Отцы и Матери не стремились.

В итоге такой вот глупый «нехочуха» отправлялся …гм, как минимум нафиг! Ну, или, например — в чужие края, но уже в качестве товара, и работал на новых хозяев очередные несколько недель бессловесным автоматом, потом — рабом или кандидатом на усыновление — а там нередко и «снова здорова…» — опять в путь.

Если новые покупатели тоже не находили в нем пользы, а чтоб просто изгнать — были недостаточно совестливы — то происходил новый «переезд».

Об этом Александр, естественно, сейчас уже прекрасно знал, и такой увлекательной судьбы себе однозначно не желал. Было это все штукой очень незавидной, так что главную здешнюю науку Саня освоил без какого-то особого внутреннего напряжения. Незамысловатое деление на важно-не важно Саня вообще сумел освоить буквально сразу. В этом был его талант. Ну и везение, конечно, не без того.

Надо признать, что с тех пор, как он получил свое нынешнее положение, молчун Александр, стал еще реже говорить не подумав. И это изрядно пошло на пользу 20-летнему айтишнику из провинции.

— Стоп, — скомандовал Саня еще минут через двадцать, — попейте воды каждый из своего кувшина, по пять глотков, и возвращаетесь к месту работы. Так, Толстяк, положи бревно на плечо, поудобнее. Борода, помоги ему… — дождавшись именно того момента, что было нужно и ни секундой раньше или позже, Александр продолжил руководить своими помощниками-пальцами с ловкостью талантливого пианиста. — А теперь, одновременно, поднимите и переложите бревно на остальные. По моему счету: и раз…

Саня полностью отказался от своей прежней жизни. Единственным приветом, неким незначительным отступлением от нынешней функциональности во всем, остались лишь кокетливо подвернутые штаны.

Казалось бы, тут таким ни кого не удивишь. Даже очень неплохо устроившиеся — например, те же главы семей — Отцы — ни за что не стали бы укорачивать свою одежку только «для красоты». А уж от парии вроде Сани такое ожидать и вовсе было бы странно. Но в случае с Александром тут была именно фронда.

Тайная и никому не заметная, оттого и безопасная. Как и все что он делал.

Свои брючины экс-айтишник подворачивал вовсе не из экономии. Именно они и сохраняли для него ту последнюю, едва ощутимую связь с забытым уютом серверной, манерными кофейнями и крафтовыми пивными родной Перми, пребыванием в которой он — вот ведь дурак! — еще недавно так тяготился.

Именно штанины были его последним якорем, почти потерянной связью с оставленной позади жизнью…