— Не обратил разве внимания, что мы уже больше месяца все нервничаем… В этом году эти бляди, снова явились за своим, ну — то есть — за нашим добром. Не бухать вам сегодня… — и видя, что я по-прежнему ничего не понимаю, он добавил. — Иди, одевайся, может быть, сегодня придется еще раз всерьез драться, и это тебе, не безобидные скорпионы. Это уроды куда опаснее…
Глава 18. Почти библейский выбор
День тридцать девятый, вечер
(«…Ну, надо же, тут и такое бывает?!»
Не смотря на всё уже пережитое, эта мысль отчего-то и в самом деле поразила меня. За ней открылась совсем другая картина мира. Совершенно непохожая на ту, что я нарисовал себе за прошедший месяц. Противостояние оказывается, не ограничивается одной только борьбой с силами природы.
— А много их? Этих, как ты сказал «викингов…»
— В прошлый раз пришло почти две сотни, — задумчиво проронил трактирщик.
«…Ого!»
По земным меркам вроде фигня, но в самом Урюпинске ведь народу было не намного больше. Да, и судя по тому, что я успел увидеть, не меньше половины городского населения было сравнительно беззащитными женщинами. Они, конечно, как-то выжили и добрались сюда, но все остальное время большинство из них практиковало какие-нибудь мирные занятия, в отличии от мужчин. Так что если вымогатели снова привели две сотни бойцов, все равно получается: «Хьюстон, у нас тут, капец, какие проблемы…»
Вместо того чтоб отсиживаться по домам, сосредоточившись на выживании (пусть и пытаясь при случае погреть руки на прохожих), люди продолжали собачиться по-крупному. Оказывается, и здесь мы оставались главной занозой в заднице друг у друга.
В новом мире человек по-прежнему пытался массово нагибать тех, кого мог.
«…Ничего, собственно, нового…»
— Смотрю, у нас тут с международным правом и взаимовыручкой не особо?
Черпак в ответ изобразил лицом что-то вроде: да, мол, так и есть! — и продолжил руководить оставшимся с ним барменом. Напали на оазис или нет, ему было чем заняться, кроме рефлексии о человеческой природе.
Все это время сторожевые горны на севере и западе оазиса продолжали надрываться и звать на помощь. Даже когда трактир опустел. И в какой-то момент от этого я испытал неожиданное ощущение вины. Отчего-то вспомнились лица недавних напарников по охоте. Прямо сейчас они могли умирать в попытках остановить нападавших.
«…Без меня, блин!» — я действительно почувствовал, будто эти призывы обращены лично ко мне.
Ни сказав, ни слова, грустно выдохнул, и вернулся в нашу с Саней комнату.
Судя по непрекращающемуся гудению, доносящемуся из узкого зарешеченного окошка под потолком, снаружи дело только набирало оборот. По-моему, я даже стал улавливать нотки истерики в звонких голосах горнов.
В следующие пару минут, натянул доставшиеся в наследство шелковые гетры с защитными накладками из кожи, запасные свежие шорты и сандалии. Завершил образ эпического героя, вернувшаяся поверх запасной футболки единственная моя бронежилетка, названная кем-то из охотников смутно знакомым словом «бригантина»[17]
.Ну и в конце, пришлось опять вооружаться, только с учетом предстоящей специфики.
Тесак «скрамасакс», легкая каменная дубинка за пояс — здесь это было самое популярное оружие против своих ближних — небольшой щит и легкое метательное копье с обсидиановым наконечником. То, что с железным — решил не брать, просто потому что задавила жаба опять рисковать им.
Да, широким и хорошо заточенным металлическим лезвием можно было рубить слабозащищенные цели, почти как алебардой, но метать в кого-то меньше коровы (и тем более — в подвижных легковооруженных людей) — дело глупое и совершенно неблагодарное.
— Ты, если чего, считай меня коммунистом! — намекнул я трактирщику о своих планах, перед тем, как покинуть заведение.
Не потому, что он был слепой и мог чего-то не понять по моему воинственному виду, а скорее просто, чтоб сказать чего-нибудь. Без мази воинственность давалась мне куда волнительнее и, конечно же, я мандражировал.
— Это означает, что ты все-таки принял решение остаться среди нас?
— Если будет где… — в горле изрядно пересохло, но я все-таки договорил, — и, понятно, если будет «кому» оставаться!
— Может, давай обойдемся без поцелуев? — поморщился Черпак, занятый какими-то своими подсчетами. Правда, потом он отчего-то передумал, обернувшись, приглашающе раскинул руки и насмешливо уточнил. — Не, но если сильно надо…
— Иди в жопу! — хмыкнул я, и с удивлением осознал, что на душе и впрямь стало полегче.
Кивнув, трактирщик вернулся к своим делам:
— Так, напомни-ка, сколько у нас осталось крупы…
В это время года на местных — если можно так сказать — улицах, всегда было не слишком многолюдно, но хотя бы среди плодовых деревьев нет-нет, а встречались отдельные трудоголики. В наступающих сумерках я не смог рассмотреть вообще никого.
После недавней душещипательной сцены возвращаться в трактир и спрашивать, а куда, мол, мне лучше пойти — было бы совсем неловко, поэтому решил ориентироваться на интуицию.