Песочница. Цветущий ад

Кряхтя и постанывая, сел на край кровати, и принялся потирать свои ужасные ушибы. В следующий пару минут вволю отругал «осточертевших скандалисток, который черт знает что, о себе думают». В ответ Наташка послушно изображала испуганную мышь под хозяйским веником.

Она замерла, то ли притворно, то ли и в самом деле не смея шелохнуться, даже когда я несколько раз нарочито, но якобы случайно задевал ее круп, откляченный на мою половину. Судя по всему, ссориться подруга тоже не планировала, и сейчас слегка струхнула, догадавшись, что слишком уж увлеклась.

Выждав достаточно, чтобы достигнутая победа устоялась, я решил испытать эти наши новые «границы возможного». Откинув одеяло небрежным жестом, по-хозяйски уверенно хлопнул ее копчик, и небрежно потребовал:

— Так, ну-ка, подвинься!

Ожидал я чего угодно, но взбалмошная даже не пикнула. Вместо нового скандала она послушно подалась в сторону, освободив мою законную половину. Все так же молча.

«…Гм!» — подумал я, стараясь впрочем, никак не выдать свое удивление.

Вернувшись снова под одеяло, мысленно махнул рукой на последствия, прижался к девушке сзади, и принялся беззастенчиво шарить по ней. Наталья по-прежнему безропотно принимала происходящее, и мне даже стало немного скучно. Все-таки ее взрывной, независимый характер придавал нашим коротким ночным встречам некое особе очарование.

Наверное, из-за этого, в какой-то момент я стал вести себя с девушкой куда грубее, чем раньше.

Нет, никаких ужасов! То за грудь прижму чуть сильнее, чем обычно, то ущипну где-нибудь неожиданно. Уж не знаю, на что я изначально рассчитывал, но в какой-то момент мы с ней отчего-то чертовски возбудились, и дальше все разрядилось довольно быстро. Двух, может быть, трехминутная яростная схватка, и вот мы уже опустошенные, распластались на сбитых в комок, влажных простынях…

Отдышавшись, конечно же, я не забыл недавние фокусы, но к этому моменту хорошее расположение дух уже было восстановлено, поэтому спросил достаточно мирно:

— Красавица, а что это сейчас было?

— Филолог, название забыл что ли… — хихикнула соседка, устало перевернулась, и вальяжно навалилась мне на живот. Смягчив, впрочем, вес головы и острый подбородок подсунутыми снизу ладонями.

— Давай не будем сейчас придуряться, хорошо? — невольно разулыбался я. — Естественно, речь о твоей новой манере входить в номер…

Наташка заговорила далеко не сразу. Чувствовалось, что привычная порывистость и образ сорванца, сейчас сильно мешают ей, но девушка справилась.

— Ты же сегодня получил землю под дом? — не очень уверенно, но, в конце концов, все-таки заговорила она.

— Сомневаюсь, что в нашей деревне еще остались те, кто не в курсе, — хмыкнул я.

— Ты собирался просто съехать? Или…

— …или?

— Ты собирался со мной поговорить?

— О чем, похвастаться что ли?!

Ответом мне было напряженное молчание.

— Извини, но я, правда, не совсем понимаю… — собравшись изобразить недоумение, пожав плечами, я понял, что в темноте, да еще и лежа, этот привычный жест уже не так удобен, поэтому задумался, и в итоге тоже продолжил не сразу. — Имей в виду, я же здесь совсем новичок! В том обычном, земном смысле слова…

Наташка продолжала давить своим молчанием, и мне пришлось продолжить с невыигрышной позиции.

— После того, «что между нами было…» — выделил я голосом, — нужно был на тебе жениться что ли?

Вопрос у меня получился, по-моему, чересчур уж ироничным, потому что голос соседки в ответ прозвучал явно недовольно:

— А ты совсем не хочешь этого?

— Блин, мне всего двадцать, какая женитьба?! — искренне удивился я, но потом, как и миллионы мужиков до и после, естественно, решил смягчить пилюлю. — Слушай, а как ты себе все это представляешь-то…

Наташка некоторое время снова отмалчивалась.

— Если ты меня не любишь прямо по-настоящему, то мог бы пока жениться на мне временно. Взять к себе в дом наложницей… — обиженно вздохнула она.

— А как это будет выглядеть на практике?

— Придешь, завтра к моему Отцу, к Черпаку, заплатишь ему выкуп, и я стану числиться твоей. Если потом, найдешь какую-нибудь другую, настоящую жену, которая станет Матерью твой Семьи, и мы с ней не уживемся, перепродашь мой выкуп кому-то другому… — всхлипнула Наташка.

— Дорого?

— Ах ты, гад, еще и жлобишься! — возмущенно вскинулась она, и врезала мне в плечо своим небольшим, но надо признать, неожиданно сильным кулачком.

— Ой, ты чего… — принялся я тереть место удара, почти не изображая боль, — так же и покалечить можно, блин!

— А ты чего? Я тут перед тобой унижаюсь…

— Не свисти! — отрезал я. — Если мы не договоримся, то да, может и унижаешься, но тут ведь нет больше никого. А если у нас с тобой будет семья, пусть и на каких-то странных местных условиях, тогда, причем здесь унижение-то? Мало ли что бывает между родными, каждый раз драться теперь, что ли…

Уловив что-то такое в моих словах, Наташка тут же сдала назад, и откровенно заюлила.

— Извини, пожалуйста, давай я Глебушку поцелую в самую «ваву», — засюсюкала мелкотравчатая язва, но целовать отчего-то принялась живот, медленно спускаясь по нему вниз.

* * *